В красном стане. Зеленая Кубань. 1919 (сборник) - Илья Григорьевич Савченко

Поэтому в казарме солдатам читались популярные лекции об агрономии, лесоводстве, животноводстве, доказывая попутно, что все это должно вестись на новых основах, не на единоличном владении, а на коммунистических началах, позволяющих иметь многомиллионные хозяйства.

Этот пункт пропаганды особенно настойчиво вдалбливался в сознание красноармейцев. В ход пускался кинематограф, наглядно показывавший преимущества коммунального хозяйства над собственническим.

Красноармейцам устраивали особые театры, со сцен которых они видели агитационные пьесы, иллюстрировавшие прелесть коммунизма.

Полки и батареи конкурировали в умении организовать культпросвет и пролеткульт, то есть агитационные аппараты. Работа эта ложилась не на командный состав. Для агитационно-просветительной работы имелся специальный штат сотрудников, возглавляемых комиссаром части. Был цикл необходимого, минимум агитационной деятельности, регламентированный комиссарской инструкцией. Об этом минимуме делался еженедельный письменный доклад в Поарм с указанием выполненного. Но многие воинские части, руководимые энергичными комиссарами, делали значительно больше обязательного минимума.

Работа не проходила бесследно. Семена агитации находили почву, и немало красноармейцев впитали в свой мозг, в свою душу идеи и мысли неистового коммунизма. До плена я считал большевиков только разрушителями, только варварами, уцепившимися за власть ради власти. Теперь, при более близком знакомстве с моими противниками, я начинал видеть за кровавой маской большевизма смелое лицо искателей новых путей, фанатиков новой жизни. И это было опаснее: разрушители окончили бы свое существование, окончив разрушение России, с творцами же, да еще кровавыми, борьба была труднее. Разрушая, они строили и воспитывали, что самое важное, «жильцов» для России новой архитектуры.

Чувствовали это пленные офицеры, чувствовали и пленные казаки. Нутром они понимали, что при большевиках не быть уже жизни, где будет свой дом, свое поле, своя скотина. «Новое слово» большевиков страшило людей, у которых было «свое» и которые со «своим» не хотели расстаться.

– Ну, как служится? – спросишь знакомого казака.

Оглянется казак, посмотрит, что вокруг никто не подслушивает:

– Восстание делать нужно… Нас тут до черта!

«Восстание делать» – это стало мечтой всех пленных. Стихийно росла эта идея, становясь все навязчивее и требовательнее. Офицеры собирались маленькими группами и решали, как организовать восстание, кому взять на себя главное руководство. Офицеры разыскивали своих казаков, толковали, судили, рядили. Узнали фамилии нескольких генералов. Были у них и просили принять на себя командование повстанцами. Генералы находили, что еще рано. А мысль, что «восстание делать» необходимо, так засела прочно в наших головах, что откладывать в долгий ящик не хотелось. Пока мы разыскивали «вождя», кое-кто из офицеров успел проскочить в красные войска как рядовой казак. Во всех частях гарнизона было по три-четыре офицера-заговорщика. При их участии началась организация повстанческих ячеек в красных частях.

Инициаторов восстания стал интересовать вопрос о том, не осталась ли на Кубани хоть какая-нибудь контр-разведывательная организация деникинской армии. Если она осталась, то ее нужно было привлечь к работе, и у нее можно было кое-что узнать, что пригодилось бы при разработке плана восстания. Но никто ничего не знал о существовании белой разведки. Попытки наши нащупать ее остались тщетными. Армия ушла, не оставив своей агентуры. Пришлось случайной группе пленных офицеров взять на себя эту задачу.

Заговорщики попытались связаться с Армавиром, Майкопом, Ейском, Новороссийском, Пятигорском. С большим трудом и риском туда пробирались офицеры и, возвращаясь, сообщали в заговорщицкий штаб, что там тоже кое-что делается и предпринимается, но что нет ответственных руководителей, всюду имеется по несколько заговорщицких ячеек, что ячейки ведут друг с другом борьбу за главенство и пр. Та же картина стала наблюдаться и в Екатеринодаре. Отсутствие центрального заговорщицкого органа, спешность организации, разношерстность офицерского состава, боязнь провокации, отсутствие средств, уклонение старших офицеров от участия в восстании делали заговор случайным, частичным, малоавторитетным. Я не знал своего товарища по заговору, он не знал меня, оба мы не знали кого-нибудь третьего. Следы сорванных погон мы делали гарантией от провокаторства.

Так было всюду на Кубани. Вразброд, по личной инициативе, на свой страх и риск началась подпольная подготовка борьбы с большевиками.

Единодушия не было в среде пленного офицерства. Одни уже твердо решили войти в Красную армию и отдать себя в распоряжение комиссаров, другие считали, что заговор ненадежен, и уклонились от работы, третьи организовывали свой повстанческий штаб. Жили вразброд, разбились на враждующие группы, ссорились, не находили общего языка.

Я примкнул к маленькой группе сторонников немедленного восстания.

Это было в апреле.

1 мая ожидался в Екатеринодаре грандиозный парад, манифестации, празднества. В газете «Красная Кубань» был уже напечатан план празднования, перечень частей, участвующих на параде, путь их следования на Кладбищенскую площадь, на которой должна была произойти традиционная пролетарская церемония. До 1 мая оставалось несколько дней. Нужно было спешить. К этому времени главное руководство восстанием согласился взять на себя полковник… Фамилию, конечно, должна знать история, но ее нельзя сейчас назвать… Дождемся лучших дней, и тогда представится возможность назвать фамилии пока анонимных героев.

Вечером 27 апреля штаб заговорщиков имел совещание и выработал план восстания, сводившийся к следующему: на парад 1 мая должны быть выведены красные роты и эскадроны в определенном числе рядов, после чего в полках и батареях останется чуть ли не столько же еще людей. Парад должен начаться в 12 часов дня; в 11:30 оставшиеся люди, преимущественно пленные, так как на парад выведут, конечно, старых красноармейцев, должны разобрать оставшееся оружие, пулеметы и патроны и партиями, под командой назначенных заранее офицеров, спешить к Кладбищенской площади, забаррикадировать все прилегающие к ней улицы и начать бой с парадом. В это же время должна быть захвачена артиллерия в своих парках и бронемашины. Полагали, что восстание будет подхвачено населением, несомненно враждебно относящимся к большевикам.

Началась нервная работа по подготовке восстания. Повстанческий совет наш больше не собирался. Обменивались мнениями один через другого. Я ходил несколько раз осматривать место предстоящего боя. Если все будет идти гладко, повстанцы одновременно подоспеют с четырех прилегающих к площади улиц – успех обеспечен, так как площадь окажется запертой. Пока площадь будет расстреливаться, в городе произведутся аресты комиссаров и захват советских учреждений. Одним из летчиков, поступившим на службу к красным, обещано было содействие с аэроплана.

Из частей гарнизона стали поступать утешительные вести: в полку имени III Интернационала один командир батальона, бывший полковник, примкнул к восстанию; немало старых красноармейцев пожелали войти в повстанческие ячейки.

К восстанию все было готово.

30 апреля днем были отданы последние распоряжения…

А в 12 часов ночи с 30 апреля на 1 мая весь повстанческий