Всемирный потоп - Адам Туз

влияние Британии в Индии будет зависеть не от широких политических жестов а-ля Монтегю-Челмсфорд и не от демонстрации силы, которой требовал Лондон. Теперь требовалась ежедневная импровизация. В середине января 1922 года департамент внутренних дел правительства Индии выступил с весьма тонкой оценкой ситуации. «Борьба против Ганди, — писали чиновники, — всегда была борьбой за положение». Политика неконфронтации, предложенная Ридингом и Монтегю после событий в Амритсаре, грозила тем, что инициатива могла перейти к националистам, а в ноябре и декабре «тактическое превосходство… временно оказалось на стороне Ганди». Но в начале 1922 года чиновники почувствовали, что «мнение умеренных… стало все более отчётливо склоняться в пользу правительства». После того как Ганди единолично принял решение об отказе участвовать в круглом столе, влиятельные индусы были готовы согласиться на его арест при условии, что британцы выберут для этого подходящий момент. И этот момент наступил, когда Ганди открыто заявил о своём намерении положить конец британскому правлению. В конце 1920 года он обещал установить сварадж в течение года. Год спустя стало ясно, что своего обещания он не выполнил. «Рано или поздно, — отмечали британские имперские тактики, — ему придётся в открытую призвать к массовому гражданскому неповиновению… и тогда, и только тогда у правительства появится возможность вступить с ним в решающую схватку… не рискуя лишиться поддержки, которой мы пользуемся в стране, и вызвать кризис, который мог привести к нарушению конституции»[1141].

Действительно, такой момент настал очень скоро. В феврале 1922 года, когда в Лондоне уже теряли терпение, популярность Ганди сыграла с ним злую шутку. После того как он выступил с открытым вызовом в адрес правительства Индии, тысячи молодых индийцев начали создавать добровольческие отряды гражданского неповиновения. 4 февраля полиция разогнала демонстрацию против высоких цен на продукты в Чаури-Чаура в штате Уттар-Прадеш, в ответ члены добровольческих отрядов сожгли здание полицейского участка, при этом 23 полицейских, находившихся внутри, погибли. Лондон потребовал немедленного ареста Ганди. Ллойд Джордж выступил с заявлением, в котором говорилось: «Если будут предприняты попытки бросить вызов нашим позициям в Индии, вся мощь Британии будет брошена на сохранение британского влияния в Индии… с силой и решительностью, которые удивят весь мир». Это была та же тактика «всё или ничего», которую Ллойд Джордж применял для запугивания ирландцев. Всё тот же явный блеф, причём в Индии это был ещё более очевидный блеф, чем в Ирландии[1142]. Конечно, британская общественность была в определённой степени нетерпелива по отношению к «неблагодарным» индусам. Но никто не жаждал массовых репрессий. Реакция департамента по делам Индии британского правительства была ближе к реальности. Монтегю настаивал на том, чтобы правительство Индии со всей ясностью заявило не только о британском доминировании в Индии, но и об обязательствах Британии в отношении Индии. Было необходимо ещё раз указать на ошибочность мнения о том, что Британия «считает свою миссию в Индии близкой к завершению» или что Лондон «готовится к отступлению».

Сам Ганди был потрясён насилием в Чаури-Чаура и 12 февраля выступил с неожиданным призывом прекратить кампанию гражданского неповиновения. Лондон теперь преследовал Ганди, однако даже в этих условиях Ридинг проявлял сдержанность, следуя настойчивым просьбам индусов, тесно сотрудничавших с вице-королём. Ганди должен быть арестован, но прежде правительству Индии требовалось укрепить свои моральные позиции, устранив основные причины недовольства мусульман, приведшего их к Ганди. Для восстановления влияния в Индии на либеральных условиях империи необходимо заключить справедливый мир с Турцией. Не заручившись поддержкой всех членов кабинета министров, Монтегю передал в прессу заявление, в котором говорилось о необходимости проведения в Индии слушаний по турецкому вопросу. Заслуги Индии в Великой войне неоспоримы. В Месопотамии и Палестине индийские мусульмане отдавали свои жизни за империю. От их имени правительство Индии настаивает на выводе всех британских и французских сил из Константинополя, традиционной резиденции халифа. Необходимо восстановить «сюзеренитет султана над святыми местами». Греки должны оставить Анатолию. А при проведении окончательных границ с Грецией османская Фракия должна оставаться в составе Турции[1143].

Неудивительно, что министр иностранных дел Джордж Керзон был вне себя. То, что «подчинённое подразделение британского правительства, находящееся в 6 тысячах милях отсюда», пытается указывать Лондону, «какой линии, по его мнению, ему следует придерживаться, совершенно нетерпимо». Если правительство Индии «позволяет себе высказывания по поводу того, что мы делаем в Смирне или Фракии, то почему бы им не сделать то же самое в отношении Египта, Судана, Палестины, Аравии, Малайского полуострова или любой другой части мусульманского мира»? Вопрос, касавшийся самой сути проблемы: как управлять мировой империей в демократических условиях? — оставался без ответа. 9 марта 1922 года Монтегю был вынужден подать в отставку. На следующий день без лишнего шума арестовали Ганди. Ещё через неделю человек, с которым Монтегю и Ридинг намеревались вести переговоры о новых устоях либеральной империи, был приговорён к 6 годам тюрьмы.

IV

Британская империя пережила этот кризис. Консерваторы ещё многие годы рассуждали о его последствиях. Однако победа не выглядела убедительной. Да, консерваторы победили. Но не было никакой необходимости в том, чтобы прибегать к насилию для утверждения их абсолютного доминирования, которое с таким энтузиазмом обсуждали в барах по всей империи. На практике лишь тонкие тактические манёвры в обход презренных либералов, засевших в колониальной администрации, и более утончённых националистов избавили Британию от необходимости повторять на просторах империи кошмарный и позорный опыт эскалации насилия, который в Ирландии грозил открыть прямой путь к катастрофе[1144]. Либерализм избавил реакционеров от необходимости в полной мере проявлять всю несостоятельность своих позиций. Правда, самому либеральному проекту в ходе этих событий был нанесён непоправимый ущерб.

Монтегю до последних дней говорил о том, что его политика в Индии была сведена на нет иррациональной агрессией туркофобов. Даже в своём последнем выступлении в палате общин в качестве министра по делам Индии он упрямо держался знаменитого определения империи как двигателя прогресса, которое в своё время предложил лорд Маколей. «Индия должна понимать, — напоминал Монтегю, — что, руководствуясь соображениями доброй воли и партнёрства, британский парламент не откажет ей ни в каких правах… Если Индия будет верить в нашу добросовестность… если она примет предложение, сделанное ей британским парламентом, то она поймёт, что Британская империя, за которую совсем недавно отдавали свои жизни многие индийцы и англичане и которая и сегодня спасает мир, даст ей свободу, а не лицензию на неё, освобождение, а не анархию, прогресс, а не беспорядочное движение, обеспечит мир и откроет самые благоприятные перспективы будущего»[1145].