Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев

есть выражение бодрого душевного состояния, словом такой скепсис, который один известный русский писатель из числа наших святителей назвал «здравым, а не пахотным» (т. е. не чахоточным), и который (скепсис), по сознанию этого же писателя, должен расшифровывать церковно-исторические легенды и отыскивать здесь зерно истины[629]. Вот что мы видим. Ничего такого раньше не было. Новая церковно-историческая литература в большинстве случаев стала в отрицательные отношения к прежней церковно-исторической литературе, правда очень бедной, но исполненной претензиями, свойственными бедности. Идеалы научные много изменились. Между учеными церковными историками стали завязываться литературные споры, часто очень интересные и вовсе не бесплодные, — споры, о которых раньше и помину не было и которые прежде вообще считались признаком дурного тона и отнюдь не поощрялись. Литературные борцы стали расходиться по окончании битвы, не подавая друг другу руки примирения, — и это никого не удивляло. Сколько-нибудь замечательное церковно-историческое сочинение тотчас после своего появления вызывало критику, нередко неумеренную критику, оно делалось иногда предметом ожесточенных нападок. И это, конечно, не худо, а хорошо. Еще Дидро говорил: «горе тому сочинению, которое не вызывает раскола во мнениях»[630]. — Но довольно и того, что мы сказали о значении академического Устава 69 года. День появления в свет этого устава можно считать днем действительного нарождения церковно-исторической литературы у нас в России; с этого же времени церковно-историческая наука вышла за стены учебных заведений, и сделалась явлением общественного значения, хотя это значение и до сих пор не так велико, как это было бы желательно.

Немного раньше издания Устава Академии 69-го года, как известно, появился новый Устав и для наших Университетов. Это было в 1863 году. Устав этот достопамятен в истории нашей науки. Им впервые внесена в круг предметов преподавания на историко-филологическом факультете — и история Церкви. Такой кафедры раньше в университетах не существовало. Спрашивается: чем, какими побуждениями можно объяснить появление в университетах такой чисто-богословской дисциплины, как история Церкви, такой дисциплины, которая в западных Университетах обыкновенно называется историческим богословием? В ответ на вопрос приходится слышать неодинаковые мнения. Одни думают, что Церковная история введена в программу университетского образования, выражаясь фигурально — «для оздоровления корней», для предохранения от суемудрия века сего. Но нельзя разделять такого мнения. В самом деле, если бы церковно-историческая наука была введена в университетах вследствие сейчас указанного мотива, то ее не заперли бы на историко-филологическом факультете, всегда и везде не богатом слушателями, а сделали бы ее обязательным предметом наравне с «Православным богословием». Да и университетский Устав 1863 года, появившись при министре Головнине, насколько известно, не преследовал утилитарных целей, в роде тех, на которые указывает разбираемое нами мнение. Другие думают, что Устав 63-го года ввел подобного рода новый научный предмет в университетскую программу ради того, чтобы доставить этой полезной науке более удобные для её развития условия, поставить ее в среду, чуждую всякой схоластики и догматической зависимости. С таким мнением, пожалуй, можно было бы согласиться, так как оно гармонирует с характером Устава 63-го года; но мы встречаемся с серьезным препятствием, которое мешает нам вполне принять это мнение. Если бы устав действительно руководился указанным мотивом, то он постарался бы освободить эту науку от прежних влияний на нее. Но ничего такого не сделано. Церковная История должна преподаваться в университетах лицами, непременно вышедшими из духовной школы. Университеты признаны не компетентными создавать профессоров церковно-исторической науки. Наиболее вероятным нам представляется такой мотив по рассматриваемому вопросу: Церковная история введена в круг университетского, а именно историко-филологического образования в интересах его полноты, цельности и округленности. Нельзя отрицать, что Церковная история расследует очень важный фактор в исторической жизни человечества — христианство и его влияние на судьбы народов. Едва ли нужно указывать, что христианская религия в жизни народов имеет более важное значение, чем просвещение, поэзия, искусства, право, развитие форм государственной власти, и вообще культура. Вот почему и дано место Церковной истории в университетах по уставу 63-го года. Однажды нам пришлось слышать и такое мнение, что церковная история и церковное право введены названным уставом в круг наук университетских курсов в виде опыта: для того, чтобы узнать, как хорошо привьются эти науки к новой для них среде, и в случае успешности опыта имелось-де в виду около них, как центра, создать в университетах богословские факультеты. Может быть. Но если так, то пришлось бы думать, что опыт не удался, что пробные шары не исполнили своего назначения и не дали благоприятных показаний. Опять скажем: и это — может быть, и прибавим: если так, то очень жаль! Всякая задержка, в области размножения научных институтов прискорбна. Но как бы то ни было, какими бы побуждениями ни руководился устав 63-го года, поставляя кафедру церковной истории в историко-филологической аудитории, во всяком случае остается на лицо отрадный факт: в шести русских университетах воздвигнуты кафедры церковной истории и на них шестеро благовестителей громко возвещают: о равенстве людей пред Богом, о братстве их во Христе и о искомой свободе от суеверий и предрассудков.

Академии и Университеты делали свое дело. Так шло до 1884 года, этой годины реформы как для тех, так и этих. В течение означенного года вышли новейшие уставы Академии и Университетов, действующие и поныне. Устав академий на несколько месяцев упредил своим появлением университетский; поэтому о нем прежде всего и скажем.

Академический устав 1884 года произвел глубокое изменение в порядках и жизни академий, но это последнее почти не коснулось положения церковно-исторической науки здесь. Во всяком случае церковно-историческая наука и после появления этого устава имеет возможность безостановочно развиваться и крепнуть. Ничто не препятствует повышению её самочувствия. Есть даже один пункт в уставе 1884 г., который следует истолковывать в смысле еще большего официального признания того значения, какое имеет наша наука в ряду других своих сестер. В уставе заявлено, что рядом с высшей ученой академической степенью — доктора богословия, которая введена прежним уставом, учреждена еще новая степень доктора Церковной истории; конечно, эту степень определено присуждать за церковно-исторические сочинения. Да, степень доктора Церковной истории! Это такая степень, которой нет даже на Западе на богословских факультетах там! Думаем однако же, что при учреждении этой невиданной ученой степени имелась в виду некоторая посторонняя цель. Пожелали доставить удовольствие русским университетам. Дело в том, что университеты, несмотря на то, что в них устроены церковно-исторические кафедры, лишены права удостаивать их питомцев ученой степени доктора Церковной истории. Да к тому же и академический Устав 69-го года не учредил такой степени. Поэтому, представители церковно-исторической науки