"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Она мужественно посмотрела ему в глаза.

— Тогда ты должен согласиться с тем, что происходит. Отпусти меня, дай мне улететь. Наше затянувшееся расставание только мучает меня. Ради бога, уходи. Уходи, Лайонелл…

Она не удержалась от слез, но Локридж упрямо продолжал повторять:

— Нет, нет, я не отпущу тебя. Ты остаешься со мной. Разве ты не понимаешь, что я не могу этого сделать? Это слишком больно для меня.

Джозеф, который по–прежнему стоял в стороне, негромко произнес:

— Августа, нам надо поторопиться, туман опускается все ниже.

Не поворачиваясь, она ответила:

— Я сейчас иду. Садись в самолет.

Когда он исчез в туманной пелене. Августа с горечью сказала:

— Когда‑нибудь, Лайонел, ты поймешь, что это был наилучший выход из положения. После того, что с нами произошло, мы не можем больше оставаться вместе.

— После того, что произошло с тобой, — сумрачно уточнил Локридж. — Ты же видишь, что я готов принять тебя любой. Мы начнем новую жизнь, у нас все будет хорошо.

Едва сдерживая рыдания, она вытерла глаза платком.

— Как ты не понимаешь, Лайонелл, уже слишком поздно. Раны затянулись, но шрамы остались. Мы больше не подходим друг другу.

Он возбужденно схватил ее за руки.

— Но ведь мы любим друг друга. Я верю в то, что ты вернешься ко мне. Мы столько лет провели вместе, это не может исчезнуть так бесследно.

Она решительно покачала головой.

— Между нами никогда больше не будет прежних чувств, и я не вернусь к тебе. Забудь обо мне навсегда. Тебе придется смириться с тем, что произошло. Если сможешь, начни новую жизнь без меня.

— Это невозможно, невозможно, — угрюмо покачал он головой. — Как я могу забыть о тебе? Как я могу оставить тебя?

Из ее груди вырвался сдавленный крик:

— Забудь!

Силы оставили ее, и она разрыдалась. Лайонелл пытался ухватиться за эту последнюю, спасительную, как ему казалось, соломинку.

— Но ведь ты же плачешь, это значит, что ты не хочешь уезжать, — умоляющим тоном сказал он. — Не покидай меня. Зачем же плакать, если я тебе безразличен? Ты любишь меня.

Она всхлипнула.

— Мне пора.

— Нет, нет, — торопливо произнес Лайонелл, — одумайся, у тебя еще есть возможность не совершать эту глупость. Рано или поздно ты все равно вернешься ко мне, так зачем же ждать? Возвращайся, забери свой багаж, и мы поедем домой. Иди ко мне, Августа, иди.

Он обнял ее за плечи и медленно притянул к себе. Надежды Локриджа на то, что она останется, были отнюдь не беспочвенными. Он прочитал в ее глазах мучительное желание прекратить это все и вернуться на круги своя.

Но донесшийся из тумана крик похоронил все ожидания Лайонелла.

— Августа, побыстрее, пилоты уже включают моторы!

В глазах ее блеснул тусклый огонек решимости, и она бросилась на шею Лайонелла с прощальным поцелуем. Спустя несколько мгновений все было кончено. Она резко оттолкнула его и зашагала по бетонной полосе.

Круз панибратски обнял Джину за плечи и издевательски потрепал по щеке.

— Чутье меня не обмануло, я застал тебя в интересной компании, — мстительно сказал он. — Сначала вы были сообщниками, потом любовниками, банальный случай.

Джина брезгливо отмахнулась.

— Да отпусти ты меня. Что у тебя за повадки, Кастильо? Здесь тебе не латинский квартал.

Круз безразлично отмахнулся и, оставив ее в покое, по–хозяйски прошелся по номеру.

— Да, хорошо устроились, голубки. Воркуете? — зло улыбаясь, сказал он. — Думаю, что вам не долго осталось.

Джина, припадая на хромую ногу, закрыла за Кастильо дверь и присела на тумбочку у входа. Тиммонс бессмысленно улыбался.

— Послушай, Круз, — он тут же поправился — инспектор Кастильо, у вас есть ордер? С какой стати ты врываешься в жилище, не имея на это никакого права?

Круз стал театрально расшаркиваться, чего с ним прежде никогда не бывало.

— А это простой визит вежливости, — едко сказал он, — я решил навестить Джину, а то, что вы оказались вместе с ней в постели, было для меня не такой уж неожиданностью.

Тиммонс ухмыльнулся.

— Насколько мне известно. Джина не рассылала никому приглашений. Так что, ты вообще не имеешь права находиться здесь. Комиссия служебных расследований полицейского департамента заинтересуется этим нарушением закона.

Кастильо нервно рассмеялся.

— Оказывается, Кейт, в нужный момент ты можешь надавить на комиссию? — с улыбкой сказал он. — Зачем ты подставил Сантану? Выбрал беспроигрышный вариант, да? Еще бы, кто поверит показаниям наркоманки?

Тиммонс издал нервный смешок.

— По–моему, ты сегодня перебрал лишнего.

Круза это ничуть не смутило.

— У меня есть для тебя плохие новости, приятель, — таинственно сказал он. — Я верю Сантане. Джина подменила ей лекарство. А в ночь, когда была сбита Иден, ты был с ней в машине. Очевидно, вы с Джиной вступили в сговор и договорились на счет алиби.

Тиммонс равнодушно пожал плечами и отвернулся.

— По–моему, я уже слышал эту песенку. Даже могу сказать, когда. Это было в суде. Ты говоришь не своими словами, а повторяешь то, что там наболтала твоя драгоценная супруга. Неужели ты думаешь, что этому кто‑нибудь еще поверит?

Круз с мстительной улыбкой воскликнул:

— Поверят! Я поклялся провести тщательное расследование и довести это дело до конца. И тогда, обещаю вам, с ваших лиц спадет здоровый румянец. Я засажу вас за решетку лет на десять, пятнадцать. Кстати, я нашел несколько компрометирующих улик.

Джина, как всегда не вовремя открыла рот.

— Каких? У тебя ничего не может быть против нас.

Круз обвиняюще ткнул в нее пальцем.

— Да, я вижу, что тебя съедает любопытство. Ты, конечно, очень хотела бы разузнать обо всем пораньше, чтобы успеть подстраховаться с помощью своего дружка окружного прокурора. У тебя ничего не выйдет. Придется потерпеть до тех пор, пока я сам не сочту нужным вам сообщить об этом. Интересно, кто из вас придет ко мне первым? Интрига развивается. Сейчас вы, наверняка, перегрызете друг другу глотки.

Он подошел к Джине и тоном хорошего полицейского произнес:

— Чистосердечное признание уменьшит твой срок.

Джина неестественно громко рассмеялась и, встав со своего места, поскакала к кровати.

— Кастильо, не строй ненужных иллюзий. У тебя не может быть никаких доказательств против меня, потому что я чиста, как ангел.

Кастильо съехидничал:

— Какая похвальная добродетель. Джина,