Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

путеводитель по истории философии, вынуждающий признать в качестве итога труды А.Ф. Лосева. В процессе работы мы стремились избежать этих крайностей, и если уж вести речь о путеводителях, то лучше все же говорить о «путевых заметках», не накладывающих неудобоносимого бремени формирования какой-либо исключительной точки зрения на рассматриваемую проблему и имеющих скорее рекомендательный характер.

Вместе с тем, опыт изучения творчества А.Ф. Лосева в области истории и теории философии принуждает не просто к увеличению имеющихся сведений в количественном отношении, но и к одновременным качественным изменениям в самих подходах к пониманию философии. Ведь Лосев, следуя восходящей к Платону традиции, не мыслил философию абстрактно, в отрыве от жизни, наоборот, он всячески отстаивал их неразрываемую связь – пронизанность жизни мыслью, гармонично сочетающуюся с жизнью мысли. Поэтому, в лосевском понимании, и диалектика как «ценнейшая часть философии» (по Плотину) не просто описывает предмет мысли, но объясняет его, и, одновременно, обосновывает. И здесь нужно подчеркнуть важную для теоретических построений Лосева особенность: смысловая наполненность предмета мысли должна иметь объективный характер, и в то же самое время требуется говорить о единстве познающего сознания и этого самого содержания, что и обеспечивает своеобразную открытость предмета сознанию и понимание этого предмета таким, каким он вообще есть для мысли.

Время создания работ «Вещь и имя» и «Сáмое самó», рубеж 20 – 30-х годов XX столетия, трудно назвать эпохой расцвета философской мысли. Но на таком фоне облик Лосева-мыслителя становится лишь рельефнее, обретая столь же четкие, сколь и устрашающие неискушенных в платоновско-гегелевской диалектике очертания. И именно поэтому одной из основных задач комментария было соотносительное (но не оценочное) сравнение отдельных элементов преобладавших в то время трактовок философских проблем с позиций марксизма и теоретических конструкций в работах Лосева. Это потребовало привлечения соответствующей литературы, и, в первую очередь, – трудов Г.В. Плеханова, собрание сочинений которого было полностью опубликовано в середине 20-х гг. (это собрание сочинений имелось в личной библиотеке А.Ф. Лосева) и использовалось Лосевым, в частности, в «Диалектике художественной формы» и материалах, изданных много позднее как «Дополнения к „Диалектике мифа“». Многое для понимания «вкуса эпохи» дают не только известные к тому времени труды К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, но и их разнообразные интерпретации, столкновение которых и породило известную дискуссию «механистов» и «диалектиков», окончившуюся фактически поражением обеих сторон и утверждением сформировавшегося в своих основных чертах «диамата». Для получения более полного и четкого представления об особенностях развития отечественной философской мысли в более поздний период значительный интерес представляют работы Э.В. Ильенкова.

Однако было бы, на наш взгляд, совершенно неправильным думать, что для Лосева главным была критика марксизма… Как представляется, он всеми силами старался держаться в русле развития философской мысли, не размениваясь на вопросы политики, подтверждением чему служат его книги – не только знаменитое «восьмикнижие» (так С.С. Хоружий назвал корпус из восьми серьезнейших исследований, опубликованных до ареста Лосева в 1930 г.), но и труды последующих лет, вплоть до последних томов «Истории античной эстетики» и монографии о Вл. Соловьеве. Оговоримся сразу – философия предстает в многочисленных книгах Лосева не только предметом изучения, но и его методом. И не «философия вообще» – но диалектика, и специально – диалектика категорий, диалектика, опирающаяся на фундамент, заложенный Платоном и неоплатониками (и укрепленный Г. Гегелем), диалектика – по известной классификации – идеалистическая. И в этой приверженности Лосева диалектике, ведущей к Истине, в силу своей причастности к самим истокам разумного мироздания, можно видеть своего рода рыцарство… Рыцарство, как жертвенную преданность Идеалу наряду с реализацией этого Идеала; как стремление к утверждению самой что ни на есть настоящей, живой разумной, и потому разумеваемой, действительности, качественно и принципиально превосходящей отрываемые от нее и потому без-жизненные абстракции; как превосходящую все и всякие условия, и потому без-условную, любовь к источнику этой жизни, во всем живущем проявляющемся и потому все живое в родстве объединяющем – к роднику, к Родине; как неразрывную укорененность, нерушимую привязанность к этой Родине и готовность к ее защите, к борьбе, к подвигу. Философия – как подвиг…

И это, в свою очередь, требует дополнительных усилий для понимания не только тех условий, в которых А.Ф. Лосев формировался как мыслитель, но и того влияния, которое оказала на его мышление классическая философская мысль. Причем, учитывать необходимо не только непосредственное (через тексты – источники) влияние, но и опосредованное, через труды предшественников (в первую очередь, Вл. Соловьева) и старших современников – представителей «серебряного века» русской культуры. И привлечение их трудов, как показывает опыт настоящих комментариев, оказывает существенную помощь в воссоздании требуемой «полноты картины»: без интерпретаций Вл. Соловьева и И.А. Ильина, например, многое в рецепции А. Лосевым гегелевского наследия остается недосказанным; та же ситуация складывается и при трактовке в лосевских работах творчества И. Канта, исследованию теорий которого в русской философии рубежа XIX – XX вв. должно быть отведено особое место. Но сказанное ни в коем случае не следует понимать как утверждение несамостоятельности Лосева в этих вопросах. Везде в его текстах видна его собственная работа, для понимания которой мы и приводим многочисленные, и порой – громоздкие (да простит нас вдумчивый читатель) цитаты.

Исходя из этого, основные направления при комментировании работ А.Ф. Лосева «Вещь и имя» и «Сáмое самó» можно обрисовать следующим образом:

1) поиск связей и «перекликаний» в трудах Лосева, относящихся к разным периодам его жизнедеятельности для выявления «устойчивых элементов», позволяющих в определенном смысле говорить о «системе философии Лосева»,

2) поиск связей с иными философскими системами и построениями различных эпох (от античности до современности),

3) влияние русской религиозной философии (равно как и особенно остро переживавшейся русскими мыслителями ситуации имяславских споров) на философские взгляды Лосева,

4) соотношение лосевского понимания диалектики и задач философии в целом с их марксистскими интерпретациями,

5) поиск «конструкционных» связей в реконструируемой «системе философии Лосева» (на базе, как говорил сам Лосев, «православно понимаемого неоплатонизма»).

Однако, подчеркнем еще раз – настоящие комментарии следует расценивать лишь как предварительную работу, носящую к тому же исключительно вспомогательный, но никак не самодостаточный, характер.

В комментариях (обозначены цифрой со звездочкой: 1* и т.д.) применяются ставшие уже привычными обозначения нескольких работ А.Ф. Лосева, приводящиеся в особом начертании (Философия имени – ФИ, Диалектика мифа – ДМ и т.д.), что специально отмечено в списке цитируемой литературы. В ряде случаев при цитировании переводных текстов в круглых скобках приводятся отдельные слова и словосочетания на языке оригинала – для облегчения прослеживания терминологической связи в различных трактатах или же для подчеркивания каких-либо особенностей при переводе