Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

моментов становления (начального и конечного). Это значит, что указанные два момента отождествились, раз идет речь именно о категории сущности. Но раз они отождествились, это значит, что они вступили в какую-то общую для них цельность. Они не просто слились в прежнюю неразличимость. Они отождествились после различения. А это значит, что различение осталось, ибо вообще никакая прежняя категория не исчезает, но она всегда остается – в том или в другом виде – во всех последующих категориях. Но если различение осталось, то ведь это и значит, что мы вступаем здесь в некую наглядно данную цельную структуру. Ведь структура – это и есть, говоря вообще, некая раздельная совокупность моментов, находящихся между собою в том или другом отношении.

Что тут перед нами совокупность моментов, это совершенно ясно: ведь мы же начинали чертить свой круг с какой-то одной точки и пришли к какой-то другой точке, совпавшей с первой; кроме того, между первой и второй точкой тут, разумеется, еще неисчислимая бездна точек. Далее, что эта совокупность дана сразу, это – тоже должно быть ясным, так как процесс становления круга вовсе не совершается во времени, хотя бы мы фактически и чертили его, скажем, полминуты. Круг ведь есть некое цельное понятие, или – что в данном случае одно и то же – геометрическая фигура; а то и другое дается сразу, мгновенно, без всякого перерыва в своих моментах, без всякого своего физического или временнóго разрыва. Наконец, должно быть ясным на основании этого, что все входящие в данную совокупность моменты должны быть отождествлены в своей отнесенности к тому целому, что представляет собою данная совокупность. Если бы этого не было, совокупность не проявлялась бы сразу, т.е. совокупность была бы в зависимости оттого, как она существует и является, т.е. она не была бы совокупностью как ступенью смысла и сущности (ибо смысл, взятый сам по себе, не подчинен никаким фактам и никаким явлениям). Однако если смысл есть совокупность различенных моментов, данных, однако, абсолютно одновременно и потому с тождественной отнесенностью их к самой совокупности, то ясно и то, что эта совокупность вполне сущностна и вполне интуитивна одновременно.

4.

a) Мы раскрываем природу смысла. Эйдос и есть смысл. Эйдос есть как раз ответ на вопрос: что такое данная вещь, или что значит данная вещь?

b) Эйдос есть смысл различенный, раздельный; внутри него мы различаем те или иные подчиненные ему моменты. Стало быть, эйдос построен на категории различия.

c) Но могут ли моменты эйдоса быть только различными? Если бы это было так, то каждый такой момент просто существовал бы сам по себе, без всякой отнесенности к чему-нибудь и – больше ничего. И весь наш эйдос рассыпался бы на множество абсолютно дискретных и не имеющих никакого друг к другу отношения вещей, вещей, не создающих из себя ровно ничего цельного. Итак, моменты эйдоса должны между собой не только различаться. Но что же есть еще кроме различия? Есть еще тождество или, по крайней мере, сходство.

Возьмем сходство 124*. Сходство есть не что иное, как частичное тождество. Если я говорю, что Иван похож на Петра, то это значит, что

1) во множестве своих признаков Иван и Петр различны, но что

2) в некотором количестве своих признаков они тождественны.

Теперь возьмем не Ивана и Петра, но наш отвлеченный эйдос, в котором содержатся различествующие между собою моменты. Возьмем каких-нибудь два из них, A и B. Пусть A и B сходны между собою. Это, следовательно, означает, что одной своей стороной – назовем ее A1 – A тождественно с B, а другой – назовем ее A2 – оно различно с B. Спросим: а в каком же отношении находятся A2 и A, т.е. та сторона A, которая различна с B, и всё A? Допустим опять, что какая-нибудь часть этой части, напр. A3, в свою очередь, различна с целой частью A2, а все остальное, что есть в A2, вполне тождественно с A2 (и тем самым, очевидно, с A и с B). Тогда возникнет снова вопрос: а в каком отношении находятся между собою A3 и A2? Нетрудно заметить, что мы стоим тут перед дилеммой: или надо уже с самого начала признать, что A целиком тождественно B, без всякого разделения в этом отношении на A1, A2 и т.д., или надо раздробить все A на бесчисленное количество дискретных частей и тем самым признать, что никакого A как A не существует. Или A вполне и абсолютно тождественно с B, или нет вообще никаких A и B.

Другими словами, или эйдос состоит из каких-нибудь раздельных моментов – тогда эти моменты абсолютно тождественны между собою; или они только различны (или хотя бы только сходны, а не тождественны) – тогда в эйдосе вообще нет никаких моментов, т.е. эйдос вообще не есть совокупность, т.е. эйдос не есть эйдос. Итак, эйдос построен на категории тождества.

d) При этом совершенно нетрудно заметить, что в пределах эйдоса совершается та же самая диалектика тождества и различия, которую мы констатировали и раньше, в учении о границе и становлении. Тут, стало быть, самое обыкновенное самотождественное различие, но только дано оно не средствами становления, а средствами ставшего. Там оно было только принципом возникновения формы, здесь же оно принцип самой формы. Там оно тонуло в бездне неразличимого наплывания тех моментов, между которыми устанавливались отношения тождества и различия; здесь же оно применено к раздельно возникшему целому, в котором все подчиненные моменты не тонут и не исчезают, но остаются самими собой. Итак, эйдос есть самотождественное различие, данное как ставшее, как наличное бытие, как определенное качество, т.е. как ставшее, как наличность, как качество смысла.

С.В. Яковлев.

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЕ КОММЕНТАРИИ К РАБОТАМ А.Ф. ЛОСЕВА «ВЕЩЬ И ИМЯ» И «СÁМОЕ САМÓ»

Предлагаемые вниманию читателей комментарии появились на свет как результат предварительной работы по осмыслению одной из сторон философского наследия А.Ф. Лосева. Если принять в качестве начального положения, что основная задача любого комментария – способствовать пониманию начального текста, формированию представлений, репрезентаций, адекватных авторским замыслам, то реализовать эту нелегкую задачу, как представляется, возможно лишь путем своеобразного расширения «кругозора». В нашем случае – путем привлечения дополнительной литературы в довольно значительных масштабах, как того требует лосевский текст. Однако, подобное обращение к трактатам известных философов различных эпох и исследовательским работам может создать двоякое впечатление: с одной стороны, комментарий предстанет как простой сборник цитат, с другой – как «единственно верный» ключ,