Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

И еще С. Глузман обронил фразу, которая, я думаю, объясняет многое в его, и моей, трактовке событий. Он говорит, что является украинцем еврейского происхождения. Моя же «колокольня» вовсе иная: я еврей украинского происхождения. И не хочу быть украинцем, русским, татарином... Моей родиной Украина останется навсегда, даже если она не мать мне, а мачеха.

Я понимаю, что вопросы, о которых я вслух сейчас говорю, у многих украинцев и евреев крутятся в сознании очень часто. Неужели без «войны символов» нельзя цивилизованно разобраться?

Это отмежевание Бураковского, одного из победителей в схватке с «Джойнтом», от другого победителя — Глузмана — принципиально. Тем интереснее вопрос: чем же одни евреи в благодарность титульной нации за ее поддержку в борьбе с другими евреями готовы будут поступиться?

Оказывается, очень многим — да почти всем!

Прикидки по этой цене «победы» находим в методологической вводной статье Виталия Нахмановича «Об ответственности историка»:

...Общественное почитание этого места связывалось именно с еврейской трагедией, при этом фактически игнорировались остальные жертвы. <...> Исключительность еврейской трагедии обосновывается тем, что «только евреев здесь убивали, потому что они были евреями». Это, возможно, не совсем удачная формулировка, поскольку и коммунистов убивали только потому, что они были коммунистами, а душевнобольных — только потому, что они были душевнобольными. Но подразумевается, что у евреев изначально не было выбора. В отличие от, скажем, коммунистов, они евреями родились, и возможность сменить свое еврейство на что-то более безопасное им не предоставлялась. Однако эта постановка вопроса не учитывает того, что и ромов убивали только потому, что они были ромами.

Увековечение памяти украинских патриотов, о чем вообще в советское время даже не упоминалось, сталкивается с жестким нежеланием, в первую очередь евреев, видеть в одном месте памятник «жертвам и палачам». При этом имеется в виду не только прямое участие украинских полицаев в расстрелах еврейского населения, но и призывы к его уничтожению, раздававшиеся со страниц украинских газет, в частности выходившего во время оккупации в Киеве «Украинского слова». Однако никого не смущает то, что, говоря о жертвах сталинского террора, мы автоматически включаем сюда значительное количество советских палачей самых разных национальностей.

Естественное психологическое сопротивление такой постановке вопроса использует, в первую очередь, обращение к довоенным советским реалиям, а именно к Голодомору, вина за который вменяется прежде всего евреям. Отсюда такое внимание, которое было уделено мифу о массовых захоронениях в Бабьем Яру жертв голода[1015] и сталинских репрессий начала 1930-х гг. Этот миф, с точки зрения его создателей, должен был служить подкреплением утверждения о том, что евреев в Бабьем Яру вообще не расстреливали, но в силу указанных психологических причин он находит поддержку и у тех, кто не доходит до отрицания Холокоста.

Гораздо меньше внимания уделяется репрессивной политике Советской власти в Западной Украине после раздела Польши в 1939 г. Этот террор в не меньшей степени может служить историческим оправданием для позиции, занятой украинскими националистами после начала советско-германской войны. Однако, апеллируя к нему, есть риск получить еще один конфликт, на этот раз внутриукраинский, в котором оппонирующей стороной будут все те, кто сохраняет советские идеологические стереотипы[1016].

Собственно, это манифест о праве историка на субъективность, т.е. на выборочную безответственность. Нахмановичу не западло не только релятивировать и девальвировать уникальность еврейской судьбы в Бабьем Яру сравнениями с коммунистами, душевнобольными и цыганами, не только повторять гнусный навет об ответственности евреев за Голодомор, но и завышать статус «украинских патриотов» (к тому же расстрелянных, повторю, не здесь!) за счет легитимизирующего, на его вкус, уподобления мартиролога нацистских жертв Бабьего Яра мартирологу жертв советских репрессий, из которого якобы не были вычищены палачи.

Зато миф о как бы естественной ответственности евреев за Голодомор понимание у Нахмановича явно находит! И только «внутриукраинский конфликт» — между западенцами и надднепровцами-слобожанами — его все еще немного смущает.

Вот еще один показательный методологический пассаж В. Нахмановича — из другой его статьи:

В истории Бабьего Яра, в истории Второй мировой войны на территории Украины (как и других стран) в целом существует очень болезненный вопрос, связанный с так называемым коллаборационизмом — сотрудничеством части местного населения с немецкими оккупантами. У этого вопроса есть несколько сторон.

Во-первых, для жителей Западной Украины, а также для эмигрантов и значительной части населения Восточной Украины, пережившего Голодомор и репрессии 1930-х годов, советская власть была не менее, а более враждебной, чем немецкая. Поэтому сотрудничество с немцами, особенно на первом этапе советско-немецкой войны, воспринималось ими как меньшее из зол, которое позволит добиться для Украины подлинной независимости.

Во-вторых, советские идеологические и карательные органы в ходе многолетней борьбы с украинским националистическим движением, сначала вооруженной, а затем относительно мирной, целенаправленно создавали образ «украинского предателя», «полицая-карателя» и «немецко-украинского буржуазного националиста».

В-третьих, поскольку в Советском Союзе проводилась политика целенаправленного замалчивания еврейского Холокоста, то соответственно вне сферы общественного внимания оставались и многочисленные факты спасения евреев мирными жителями на Украине.

Все это привело к тому, что, с одной стороны, масштаб сотрудничества (разного рода) с немцами на Украине был действительно велик, а с другой, к тому, что степень участия украинцев вообще и сознательных украинских националистов в частности, собственно в карательных акциях против мирного населения, а также масштабы предательства евреев со стороны мирного населения в послевоенной историографии (не только советской) оказались сильно преувеличенными[1017].

Как видим, площадка для плавного перехода от советских стереотипов к оуновским уже четко намечена и основательно утрамбована, а «историческая необходимость» перехода украинских евреев на платформу «Евреев за Бандеру» чутко обозначена.

Сами антисемиты, отдадим должное, ни до каких вздохов и лавирований не опускались. Вот что говорил в 2004 году Тягнибок на одном из мероприятий, посвященных памяти бойцов УПА:

Они не боялись, как и мы сейчас не должны бояться, они взяли автомат на шею и пошли в те леса, они готовились и боролись с москалями, боролись с немцами, боролись с жидвой и с другой нечистью, которая хотела забрать у нас наше украинское государство... Нужно отдать Украину, наконец, украинцам. Эти молодые люди, и вы, седоголовые, это есть та смесь, которой больше всего боится москальско-жидовская мафия, что сегодня руководит на Украине[1018].

Вот оно, откровение не мальчика, но мужа, не безусого младонацьяналиста, а матерого нациста. Куда там Макашову с его необоссанным окошком! За эти слова Тягнибока исключили из ющенковской