Брат, мой брат - Вера Вкуфь

Меня сразу выгибает от сладкой судороги, прогульнувшейся вверх. И Витька ещё и добавляет, нарочно стимулируя эту же точку. Кажется, ещё немного, и я кончу. Поэтому соскальзываю с его пальцев — в промежности неприятно тянет, волна оргазма, даже едва зародившись, мелькает своим неразрешением. А я приподнимаюсь и почти наощупь проскальзываю на Витькин член.

Входит легко и быстро. И стенки вагины чувствительно посылают по телу приятные сигналы. Хочется ещё. И глубже.

Я елозю вперёд и назад, вверх и вниз. Влажные звуки нашего соприкосновения застревают в ушах. При особенно глубоких фрикциях Витька не сдерживается и начинает стонать. Что на самом деле смерти подобно — родительская комната совсем рядом. Так что я наклоняюсь и спешу закрыть его рот поцелуем.

Витька тут же хватаем меня, стискивает и прижимает ближе. И уже сам начинает двигаться. Слишком быстро, и у меня перехватывает дыхание. И я дурею от быстрых и сильных волн, подчиняющих себе моё тело. Зажмуриваюсь, хоть и всё равно нифига не вижу. И только остро ощущаю Витьку и внутри, и снаружи.

Мы — единый организм. Или оргазм.

Я ощущаю, как мой лоб бухается ему на грудь. Носом дышать не получается — слишком сильный пульс, задыхаюсь. Приходится ртом ловить тёплый, солоноватый воздух. Между ног — исступление. Я плотнее сжимаю бёдра, чтобы стенками влагалища лучше почувствовать Витькин член. Он пульсирует, отчего мне становится ещё тягучее и ещё приятнее. Сердце практически растягивается от пульса. И сильный, мощный оргазм сотрясает меня, поджимая всё внутри и заставляя чувствовать только жар и сперму. И то, как все силы стекают с плеч. Потом со всего тела. По бёдрам сползает тягучая влага.

Безмятежное расслабление, граничащее со счастьем звенит в затылке. Я упираюсь спиной в мохнатую, неприкрытую постельным бельём спинку стула и пялюсь в пустоту. Ощущаю победную радость от того, что нас с Витькой не подловили, и мы успели всё сделать. И в то же время живот внутри сжимает остатками возбуждения от мысли, что было бы, если…

Теперь, когда отгремели оргазмы и тело, расслабленное, ушло в блаженное расслабление, можно без опаски пофантазировать от том, что было бы, если…

Мать, без задней мысли, заходит в комнату. Зачем-нибудь, не знаю. Лупает по выключателю… Или даже без этого. Просто замирает в проходе. Она сразу понимает, что происходит. Но не может в это поверить, предпочитая в первые секунды думать, что она что-то не так поняла… Нет, поняла она всё правильно. Я знаю это. И она знает. Я смотрю на её тёмные очертания, и продолжаю двигаться верхом на Витьке. Потому что уже не могу остановиться. И потому, что адреналин в крови только обостряет все мои ощущения.

Она видит меня. Видит, как я занимаюсь сексом. Слышит моё шумное дыхание. И не может ничего сделать…

Хотя нет, зная матушку, всё будет совсем не так. Она поднимет шум, крик, примется, как барабашка бегать по квартире и истерить, не зная, что ещё делать. В чуть дополненной и исправленной реальности она непременно сделала бы несколько кругов по стенам и потолку. Непременно сшибла бы парочку шкафов (не нарочно, просто задев). И…

Дальше фантазии у меня уже не хватало. Зато расслабленность перемежалась с радостью от того, что всего этого мы с Витькой лишены. И можно просто лежать, закинув на него руку и ногу (не долго — а то затечёт) и слушать тишину. И его приятное дыхание. И чувствовать, как его пальцы бездумно и успокаивающе перебирают у меня между лопатками.

И не забыть всё-таки одеться перед тем, как засыпать. Но это не сейчас. Попозже.

Глава 4. Стремительное возвращение города N

— Мам… — не совсем решительно позвала я, и Витька дёрнулся ко мне взглядом гораздо раньше неё.

Мы сидели на кухне и пили чай — последнее время мы с Витькой не так часто бываем дома, и можно сказать, что приходим только ночевать. Наверное, поэтому мама начала чаще готовить чаепития. А может, просто радовалась так нашему отсутствию и образовавшемуся у неё свободному времени.

— Что? — спросила мама, поднимая на меня глаза с такими густыми ресницами, что кажется, будто на них прорисованы стрелки.

— А у меня для тебя новость, — сообщила я и бросила короткий взгляд на Витьку. Он зарделся и упёрся глазами в кружку с танком, но возражать не стал.

— Какая? Ты беременна? — вроде постаралась пошутить мама, но голос её всё равно напрягся, а зрачки с глазах, которыми она прошила меня с ног до головы, стали острыми.

— Нет, — успокоила я её, видя на её лице настоящее облегчение. — Другая. Мы…

Скрывать наши отношения поначалу было прикольно. Общая тайна, будто мы заговорщики или шпионы, нас объединяла. Но чем дальше это всё заходило, тем больше мне хотелось поделиться своей радостью с миром. И, кажется, время пришло. Да и Витька не возражает.

— Мы с Витькой встречаемся.

Мне показалось, что кто-то забил невидимой гвоздь между маминых бровей.

— С каким… Витькой? — выдавила из себя мама, и костяшки её пальцев побелели, обхватывая свою кружку.

— С этим, — я кивнула в сторону сводного брата.

Мама посмотрела на него такими глазами, будто первый раз его увидела. И вообще — словно он ни с того ни с сего материализовался в пространстве квартиры.

Потом она снова посмотрела на меня.

— Ты сейчас пошутила?

— Нет… — мне захотелось вжать голову в плечи.

Мама снова повернулась к Витьке, и тот под её взглядом залился такой краской, будто его окунули в гуашь.

— Марин, — очень серьёзно произнесла мама, — ты понимаешь, что делаешь?

— А что? — я уже понимала, что что-то совсем не так, но никак не могла взять в толк, что именно.

Тут у мамы будто слетел какой-то предохранитель:

— А то, что ты тут инцест устроила — вот что!

— Чего? — не поняла я. — Мы, вообще-то не родственники…

— Да какая разница! — кружка в маминых руках громко хлопнулась о край стола, и весь чай расплескался по скатерти. — Вы с ним под одной крышей жили! В одну школу ходили, и вообще вы для всех — брат с сестрой! Ты это понимаешь! Ты понимаешь, что мне сейчас рассказываешь?

Я ошалела от резкого маминого тона.

— Татьян, ты, по-моему, преувеличиваешь, — вступился было покрасневший разом Витька.

— Заткнись! — мама рявкнула так, что и Витька, и я подскочили. — Ты вообще извращенец! И растлитель! О**ел совсем — не знаешь, куда член свой