Дорогой мужества - Д. Хренков

на притихших горожан. Миланцы толпились на тротуарах. Одни злобно косились в сторону пленных и что-то кричали. Другие скорбно молчали или украдкой дарили улыбку.　

— Ребята, песню! — скомандовал Веселовский. И первым начал:　

Пусть ярость благородная.

Вскипает, как волна…　

Поддержали все. Песня-набат неслась над чужим городом, как клятва на верность Родине: живы мы, твои сыны! Живы! Мы не сдались, Россия!　

В это время пленные поравнялись с черной статуей Муссолини, воздвигнутой напротив кафе «Эспланада». Веселовский обернулся к колонне:

— Смотри, ребята, чертов дуче мрачное тучи!　

Эсэсовец ударил Василия в лицо. Брызнула кровь, Веселовский сжал зубы, взметнул над соловой кандалы и всей их тяжестью хватил эсэсовца но голове. Лопнули цепи наручников. Эсэсовец упал на мостовую, выронив автомат. Веселовский схватил его, полоснул очередью по охране.　

Так начался беспримерный в истории бой закованных советских солдат с вооруженными до зубов эсэсовцами.　

Василий в первую же минуту помог освободиться от кандалов нескольким узникам. Другие разбили цепи сами. Теперь уже у многих были свободны руки. Бились все, кто чем мог: кандалами, камнями, выломанными из мостовой. Улица наполнилась криками людей, звоном разбитых окон, треском автоматных очередей.　

Эсэсовский конвой был полностью перебит. Веселовский хотел было уже дать команду отступать к станции, чтоб оттуда двинуться в горы, когда у места страшного побоища появился грузовик, битком набитый полицейскими. Словно овчарки, полицейские набросились на пленных. Веселовский успел крикнуть:　

— Товарищи, не сдаваться!　

И пленные снова вступили в борьбу.　

Полицейским хотелось захватить русских живыми. Иначе зачем их везли в такую даль? И поэтому они старались меньше пускать в ход оружие, а больше дубинки. Оглушенный, вскоре упал и Веселовский.　

…Очнулся Василии в низкой, с узкими оконцами казарме, у дверей которой стоял часовой. Рядом сидели, поджав до самых подбородков колени, оставшиеся в живых Петров, Черный и еще несколько военнопленных, большей частью раненых или избитых до неузнаваемости. Веселовский посмотрел на них печальными глазами и ничего не сказал. Молчали и его друзья. Веселовского тошнило, изо рта шла кровь. Подполз 　

Петров. Ласково тронул за плечо:　

— Держись, Вася. Все равно наша взяла — будут знать миланцы, что русские, и на тот свет отправляясь, фашистов с собой прихватывают.　

Веселовский молча обнял друга.　

Вечером следующего дня оставшихся в живых узников выстроили во дворе. Полицейские молча всунули им в руки лопаты и так же молча повели глухими улицами. На небе ни звездочки. Милан погрузился во мрак. Боясь налета английских самолетов, которые теперь наведывались сюда все чаще и чаще, город погасил свои огни. Пленные шли медленно, держась друг за друга, и угрюмо молчали.　

— Приуныл, командир? — вдруг послышался за спиной Веселовского сдавленный голос. — Держись, старшой. До конца уж давай свою песню петь. — И он слабо запел:　

Если завтра война,　

Если завтра в поход…　

Веселовский оглянулся. Пел незнакомый человек с багровым шрамом через все лицо.　

— Кто вы? — спросил Веселовский, пристраиваясь рядом. — Что-то я вас не видел.　

— Гаврилов! — ответил незнакомец. — А что не видел, так не мудрено. Меня везли в другом собачнике…　

В уличном бою Гаврилов задушил руками двух эсэсовцев. Из автомата стрелял до тех пор, пока его не　подстрелили самого. До плена Степан Гаврилов был разведчиком. В псковский концлагерь попал после побега из такого же лагеря, но только находившегося в Прибалтике.

— Вот и вся моя боевая биография, Вася-командир, — закончил он рассказ о себе. — Если что, надейся на меня. Мое решение такое: пока живы — драться! А твое?

— До конца будем свою песню петь…　

На широкой аллее городского парка полицейские приказали остановиться. Двое из них шагами отмерили квадрат земли. Рукояткой плети старший очертил его на снегу и коротко бросил:　

— Копать!

Никакого желания копать себе могилу у пленных не было. Они мешкали, топтались на месте, с тоской смотрели, как на ветру качаются деревья да дрожит синим светом скрытая под колпаком единственная на всей аллее лампочка.　

И тут случилось непредвиденное. Тугой, нарастающий гул с неба вдруг пронесся над парком. А еще через минуту на затемненные квадраты города посыпались бомбы. Полицейские бросились на землю. Пленные прижались к деревьям. Бомбы сперва падали где-то в отдалении, потом начали разрываться и в парке. Кто-то из пленных попытался бежать, но полицейские, лежа на земле, открыли стрельбу.　

В это время рядом захлопали резкие выстрелы зенитных орудий. И почти сразу же в районе батареи разорвалась бомба. Словно ветром сдуло полицейских. Бросив пленных, они ринулись к траншее.

Веселовский теперь знал, как поступить.　

— Огонь на себя, ребята! Снимай тряпье!　

И пока товарищи сбрасывали с себя рваные фуфайки и халаты, Василий бежал уже от разбитого бомбой орудия с банкой горючего в руках. Тряпье, облитое маслом, запылало ярко и озарило парк.　

Два других орудия продолжали стрелять. Но бомбы теперь сыпались только на парк. Струсив, зенитчики, как и полицейские, укрылись в траншее. Заметив это, Веселовский скомандовал:　

— За мно-ой! Бей прицелы! Круши орудия!　

Лопатами и ломами узники попортили одну зенитную установку и бросились к другой. Треснул пистолетный выстрел. Черный упал замертво. Потом слева прострочила автоматная очередь. Веселовский, Петров и Гаврилов скользнули за деревья.　

— Бежим! — шепнул Веселовский.　

Но было уже поздно. Самолеты ушли, и выбравшиеся из траншеи зенитчики и полицейские схватили друзей. Их привели на то самое место, где они копали яму, поставили рядом. Потом сюда пригнали еще пятерых. За ними приволокли убитых. Из груды тел вдруг подал голос оказавшийся живым Семен Черный:　

— Вася… Товарищи…　

Один из палачей наклонился над Черным и выстрелил ему в ухо из пистолета. Потом подошел к стоявшим в ряд пленникам, картинно прошелся вдоль строя и спросил по-итальянски:　

— Кто бил прицелы и разжигал костер, выходи!　

Переводчик, подслеповатый пожилой полицейский в очках, переводил медленно и боязливо.　

Пленные все как один сделали шаг вперед.

Полицейские молча переглянулись, вскинули автоматы и дали долгую очередь. Упали все, кроме Веселовского. Палачи вновь вскинули автоматы. Смертельно раненные Петров и Гаврилов поднялись одновременно. Обнявшись, они заслонили собой Веселовского, почти в один голос крикнули:　

— Да здравствует Родина!　

Рухнули на землю два побратима, упали у ног своего друга. Собрав последние силы, Веселовский бросил палачам:　

— Смерть фашистам!　

Его расстреляли одного, из всех автоматов сразу.　

…Утром следующего дня на шее заиндевелой статуи Муссолини у кафе «Эсплапада», где Веселовский поднял своих товарищей на восстание, горожане увидели толстую веревочную петлю. До самого пьедестала этой коричневой глыбы спускался конец веревки, на которой болталась дощечка с надписью: «Это за русских!» Полицейские орудовали дубинками, разгоняя