Так сложились звезды. Как превратить любовь к путешествиям в дело всей жизни - Ольга Владимировна Растегаева

Шеклтон был одержим Антарктидой, чего она ему в итоге не простила. Он вернулся сюда даже после того, как во время очередного плавания британский корабль раздавили льды, а экипажу в спешном порядке пришлось высадиться на дрейфующий айсберг и четыре месяца питаться пингвинами чинстрапами. Во время четвертой (и последней) экспедиции Эрнеста Шеклтона хватил удар, быть может, как раз из-за того забытого на базе отборного шотландского виски.

На зимовку до второго

«Я выхожу на следующей остановке», – сказала моя собеседница Ханнели, когда мы стояли на палубе и восторгались падающими в воду лавинами в проливе Лемер. Это прозвучало так, будто мы едем на трамвае в ее родном Хельсинки, а мне по маршруту дальше.

Я удивилась. Оказалось, что юная девушка не турист, а волонтер фонда UK Antarctic Heritage Trust, прошедший сложный отбор на полугодовую побывку в Антарктике. На острове Годье Ханнели и ее коллега Хелен будут работать в музее, сортировать письма в самом южном почтовом отделении Земли, вести наблюдения за колонией пингвинов.

Корабль бросил якорь в Порт-Локрое спустя пару часов, и я попала на новое временное место жительства Ханнели. На острове Годье было только два дома, один из которых был жилой, а тот, что побольше, с яркими красными ставнями, служил местом общественным – в нем разместились почта и сувенирный магазин. Весь остров неспешным шагом, пропуская вперед пингвинов, можно было обойти минут за 15.

Я стояла на пляже и наблюдала за милейшей сценкой. Пингвин бросал к ногам своей самочки, утаптывающей гнездо, базальтовый камушек.

Полгода здесь? Самопроизвольно изолироваться от этого чудного мира? Условия для проживания, с точки зрения городского бездельника, сложные: принимать душ можно только на швартующихся в бухте кораблях, там же полноценно чревоугодничать. Связи никакой, интернет в ясные дни поминутно, нет ни телевидения, ни трансляций. Шопинг только в местном сувенирном за английские фунты. Маникюр, даже такой, как у Генту, – блестящий черный на розовых лапках, – не сделать. Из развлечений только шахматы и книги. Но сколько раз я читала о полярниках, которые в приступе гнева от проигрыша шли крушить сугробы вокруг дома, размахивая шахматной доской.

Не будут ли потом сниться крики ослиных пингвинов по ночам всю оставшуюся жизнь? Хотя без связи ощущение времени искажается, просто пройдет время сквозь пингвинов – и пора будет возвращаться. Плюсы тоже наверняка есть. Можно не комплексовать среди тюленей из-за лишнего жирка. Пинги бывшего не достанут. Как и новости о безумствах, происходящих в мире в другом полушарии. В конце концов, может, новые данные о жизни пингвинов Генту сделают его лучше.

Кругом обман!

«Насколько опасны айсберги?» – спросила я капитана накануне за ужином, глядя на одинокую глыбу грубоватой огранки, торчащую вдалеке в темной воде. Эрнесто Баррия, строгий, с военной выправкой, но с авантюрными искорками в глазах, как у всех этих парней, стоящих у штурвала и проводящих во льдах по полгода, даже не отшутился в ответ. «Для кораблей неопасны, в пустынных водах они видны издалека, но лучше не приближаться на маленьких лодках, потому что они периодически переворачиваются». Верхушка тает на солнце, у айсберга смещается центр тяжести, и он кувыркается вверх дном. Несколькими днями ранее Эрнесто, стоя на капитанском мостике, следил за нами в свой капитанский бинокль и громко в матюгальник отчитывал нашего гида, которого я подбивала прокатиться ради эффектного кадра через красивую ледяную арку в Шарлоттс-Бэй.

Мы весь вечер разговаривали об опасностях в Антарктике – так себе тема для тревожных, но к темному чилийскому карменеру идет идеально. Помимо льдов, представленных во всех ипостасях – вышеупомянутых, блуждающих долгие месяцы по Южному океану айсбергов, ледяной крошки, не дающей подойти зодиакам к берегу, толстым настам, которые под силу разломать только ледоколу, – в Антарктике случаются лютые морозы, снежные бури, шторма. Погода здесь вообще меняется как настроение у циклотимика. То сквозь многоуровневые тучи появляется солнце и освещает весь этот безмолвный мир и выдает столь яркие закаты, что они западают в самое сердце. То тихо падает снег, оставаясь снежинками на теплых варежках, а затем упаковывает тебя в белый саван без спроса.

С точки зрения капитана, самым сложным отрезком на пути нашей экспедиции является остров Десепшен, самый известный из Южных Шетландских островов, туда-то мы и шли полным ходом по проливу Брансфилда, планируя прибыть завтра.

Десепшен никакой не остров, а идеальная подкова – кальдера вулкана диаметром 14 км, причем действующего. Где-то глубоко под темными водами вулкан растопил ледяное сердце Антарктики и греет, греет, греет эти черные земли.

Оттого геологические процессы идут постоянно и рельеф дна меняется, оно поднимается с большой скоростью – примерно 30 см в год. Корабли медленно заходят через узкий проход «Меха Нептуна» шириной всего 400 метров, и на капитанском мостике не спускают глаз с приборов.

Похоже, это единственное место в мире, где можно «вплыть» в кратер действующего вулкана на любом судне.

Десепшен – лучшая естественная гавань в Антарктике. В начале прошлого века в этой бухте от непогоды укрывали свои корабли китобои, а на берегу бесперебойно работала станция, которая только за один сезон 1912–1913 года, согласно дневникам, переработала более 5000 китовых туш. Затем сюда пришли ученые, Чили, Аргентина и Великобритания построили исследовательские станции. Но после извержения вулкана в 1967 году люди покинули остров, оставив на память покрывшиеся ржавчиной топливные резервуары, странные металлические конструкции, покосившиеся бараки. Все эти штуки делают пейзаж неумолимо похожим на планету Железяка из книги Кира Булычева: заброшенная, странная, почти инопланетная земля на краю света.

Мы пришвартовались в заливе Порт-Фостер и высадились на берег, и я не могла избавиться от ощущения, что стерва Антарктика вводит в заблуждение. Пейзажи словно подменили – не было ни снега, ни льдов. Кругом лишь черный вулканический песок, в котором каждые сто метров торчали кости почивших морских гигантов, высокие темные скалы с терракотовыми расщелинами, покрытые пеплом ледники, старая китобойная станция и угрюмые дома исследовательских баз.

В кальдере гулял ветер. Когда порывы были особенно сильны, чудилось, будто они отрабатывают по центрифуге скал, разгоняясь по кругу, чуть спотыкаясь о самую высокую гору Понд. Ветер завывал в пустых домах и заставлял кряхтеть оконные рамы в старых бараках, едва заметно качались кресты, под которыми вечным сном спят те, кто покинул этот мир в столь странном месте.