Виталий Дубинин. Это серьезно и несерьезно. Авторизованная биография бас-гитариста группы «Ария» - Татьяна Винокурова

Madonna», «Don’t Let Me Down», «And I Love Her», «Birthday» и другие известные их песни. По-прежнему в репертуаре были и песни неизвестных нам авторов. Помню, что уже начали пытаться играть Deep Purple – их «Into the Fire» на ура проходила на танцах! И вот в этом составе мы уже придумали название своей группе. Я не помню, кто это предложил, но ничего круче, как нам тогда казалось, придумать было нельзя! Мы назвались Hеll’s Angels – «Ангелы ада». Скромненько так! Мы тогда понятия не имели, что это байкерский клуб, организация, просто кому-то понравилось это где-то услышанное название. Но просуществовали под таким названием мы недолго – около полугода, до начала 1974-го. Поскольку несколько участников группы были не из этой школы, люди, которые там учились и тоже хотели играть, нажаловались учителям и людям, отвечающим за аппаратуру и дающим разрешение играть на танцах, и нас в итоге попросили уйти, сказали, что там будут играть исключительно ученики 13-й школы. Таким образом, внуковские Hell’s Angels быстро прекратили свое существование.

Но, на наше счастье, у Вадима Дмитриева, с которым мы начинали, мама работала в Институте полиомиелита (Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов им. М.П. Чумакова). Этот институт расположен в нескольких автобусных остановках от Внукова, в поселке все того же Института полиомиелита, и там тоже был ДК, инструменты и хорошая аппаратура. Каким-то образом она договорилась, чтобы нам разрешили там репетировать. Я играл на бас-гитаре, Вадим и Саша Шуриков – на гитарах, а Вадим – еще и на органе, там была органола «Юность»[28]. Барабанщик – Николай Цыганов – у нас был местный, из этого поселка. Для нас оказалось важно, что есть «местный» участник группы, еще и поэтому нам разрешили играть в этом ДК. Чтобы все было официально, нам дали даже художественного руководителя – девушку, которая была старше нас года на 3–4 (но нам она тогда казалась уже очень взрослой). Скорее всего, она была преподавателем музыки где-то в поселке и ходила к нам, наверное, в качестве общественной нагрузки. Нам это нисколько не мешало, мы занимались своими делами.

И именно тогда я попробовал петь. Причем у кого-то – у Вадима или Саши, уже не помню – не получалось вытянуть какие-то ноты в песне, а я попытался и, к своему удивлению, обнаружил, что могу спеть как надо. После этого мы стали петь втроем – Саша, Вадим и я. Это было очень здорово, мы даже начали делать раскладки на голоса. До этого Сашка с Вадимом просто пели в унисон, а сейчас мы уже делали двухголосие, пели в интервал. В общем, снова сделали рывок вперед.

Мы тогда нигде не выступали, это был просто такой кружок при Институте полиомиелита. Там должен был быть музыкальный ансамбль, которым мы и стали. Репетировали два раза в неделю, ездили туда на автобусе. Отсутствие концертов нас совершенно не волновало – нам нравился сам процесс. И, видимо, кто-то услышал, узнал, как мы играем, потому что однажды наша руководительница Галя (к сожалению, не помню ее фамилии) вдруг говорит:

– Вас приглашают играть в пионерском лагере на танцах в Анапе!

Мы спрашиваем:

– А когда именно выступать?

– Вы не поняли, – отвечает Галя, – вас приглашают на все лето!

Мы даже обалдели от такой перспективы: «Вот это нам подфартило!».

Лагерь был под ведомством МВД, назывался он «Юность», располагался в Анапе на Пионерском проспекте – тогда мы этого еще не знали, это сейчас уже, когда мы проезжаем по дороге в Анапе, я все время ищу глазами этот лагерь.

Мы начали готовиться к поездке: прошли медкомиссию, для чего ездили в Москву на Петровку, в ведомственную клинику МВД, сдавали там анализы, в том числе на всякие инфекции типа дизентерии – в общем, все было серьезно. Происходило это в мае 1974 года. У нас тогда еще шли занятия, но мы уже знали, что на каникулах, по окончании 9 класса, поедем в этот лагерь. Кстати, все наши остальные одноклассники в это лето поехали в трудовой лагерь, а нам стоило больших трудов от этого отмазаться – мы сказали, что тоже едем не дурака валять, а нести культуру в массы, работать. На самом деле, нельзя было сказать, что мы едем работать, т.к. оплаты за это не предполагалось, нам предоставили только жилье и питание. Аппаратуру мы повезли свою. 5 июня мы приехали со всеми вещами на Казанский вокзал, погрузились в купе – нам выделили купе, а не плацкарт, как всем остальным пионерам, куда мы и загрузили аппаратуру и себя. Надо, кстати, отдельно сказать, с каким именно оборудованием мы поехали. У нас были чехословацкие и ГДР-овские гитары (Jolana и Musima), болгарский бас «Орфей» и особая наша гордость – три микрофонные стойки-«журавли», настоящие, фирменные, венгерские, не знаю, откуда в ДК их взяли. Здоровые стойки, мы их раскручивали на полную длину, и эти стойки занимали чуть ли не все пространство сцены и больше были похожи на подъемные краны! У нас были самые простые барабаны, тоже фирмы «Энгельс», уже упомянутой выше. Наш барабанщик Коля с нами не поехал, потому что он где-то работал в это время и предупредил, что задержится, но приедет через две недели.

Каким образом мы собирались играть это время без барабанщика – нам в голову не пришло, и мы просто поехали втроем, наудачу, по принципу: зовут – надо ехать, а там что-нибудь придумаем. У нас было еще, а вернее, всего две колонки советского производства и семивходовый усилитель, куда мы включали все: две гитары, бас, органолу и три микрофона. То есть все семь входов у нас оказались заняты, и, соответственно, на барабаны не было ни одного микрофона. Сложно сейчас оценить, как мы звучали. В помещении, в принципе, по тем годам это было нормально, вся эта система выдавала мощность 150–200 Ватт. Пульта на усилителе не было, просто у каждого входа имелись свои регуляторы высоких и низких частот и громкости. Каким-то образом мы все это отстраивали довольно сносно. Хотя, что там, собственно, было отстраивать!

Мы это богатство погрузили в поезд, в то же купе, где ехали сами, и отправились в Анапу. Поселили нас в гримерке позади «ракушки» – летней эстрады. Мы разместили там аппаратуру, поставили кровати, устроились, и нам сказали:

– Через три дня у вас первое выступление.

Так… Что делать? У нас есть три кровати, две колонки и ни одного барабанщика. Мы почти сразу познакомились с вожатыми, которые нам тогда казались невероятно взрослыми