Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

с фактами. Кэй, конечно, была пьяна, когда умерла (патологоанатом обнаружил в ее крови эквивалент восьми пинт пива), но Кристи встречался с ней уже несколько недель. В тот вечер он купил ей выпить, пообещал отдать одежду и предложил кровать. Он отвез ее к себе домой на автобусе, а затем убил.

Кэй была беременна с лета, но к моменту своей смерти в январе она уже не носила ребенка. Доктор Кэмпс в своем отчете, сделанном после смерти девушки, отметил: «Матка несколько утолщена, что говорит о прошлой беременности». Обычно оболочка матки возвращается к своей нормальной толщине в течение шести-восьми недель беременности. Возможно, незадолго до смерти Кэй сделала аборт.

Китти Стратерс отправилась в Кенсингтонский морг, чтобы подтвердить личность своей подруги. Морин Риггс, отбывавшая в тюрьме Холлоуэй двухнедельный срок за пьянство, рассказала сотрудникам полиции, что последний раз видела Кэй в начале января, когда она оставила ее пить вино «Джелли джамп-ап» в пабе «Вестминстер армс», и предположила, что Кэй уехала обратно в Саутгемптон, возможно, повидать сына. Тюремный надзиратель показал Морин фотографию Кристи, и она узнала в нем того «фотографа».

* * *

Полицейские и патологоанатомы, работавшие над делом Кристи, описали женщин, найденных у него в нише, проститутками или же девушками, которые «имели вид проституток», что одновременно и объясняло, и преуменьшало их гибель. Патологоанатом Кит Симпсон, которого наняла сторона защиты Кристи, отметил, что «несчастные девушки», работающие проститутками, «прекрасно знают, на какой идут риск, вступая в случайные связи с самыми разными мужчинами»6. При том что им хорошо платят, с ними грубо обращаются, часто яростно хватают за шею, придушивают, бьют, наносят жестокие «любовные» укусы, получая удовлетворение; и иногда они погибают от совершаемого над ними насилия.

По словам Симпсона, убийство такой женщины не было потерей для общества, у нее было мало шансов стать «счастливым и полезным гражданином». Иногда, осматривая труп задушенной проститутки, он размышлял: «Возможно, ей лучше было покинуть этот мир».

Столичные проститутки собирались на Пикадилли и в Сохо, в Ноттинг-Хилле, Ист-Энде и в окрестностях железнодорожных станций – Ватерлоо, Лондонский мост, Паддингтон, Кингс-Кросс, Юстон, Виктория7. Они цепляли клиентов по пабам и кафе или прогуливались по тротуарам, бормоча прохожим: «Привет, дорогой», «Ищешь непослушную девчонку?», «Не хотите ли пойти со мной домой?» Правительство Черчилля опасалось, что коронационные торжества летом 1953 года будут омрачены видом тысяч женщин, которые предлагают свое тело незнакомцам8. В мартовском номере «Пикториал» Гарри Проктер призвал полицию и общественность объединить усилия, чтобы «искоренить зло, позорящее Лондон»9.

Женщины, торгующие сексом, могли стать еще более заметными, потому что находились в отчаянном положении. Война была временем расцвета секс-торговли из-за сотен тысяч солдат союзных войск, проходивших через столицу10. Однако теперь работы стало гораздо меньше. Девушки стали снижать цены, работать дольше, зазывать более открыто и идти на больший риск с клиентами.

В 1949 году Британский совет по социальной биологии поручил Розалинд Уилкинсон, своей двадцатичетырехлетней сотруднице, исследовать проституцию с точки зрения самих женщин11. Уилкинсон изучила статистику арестов и судебных преследований в городе, а затем на несколько месяцев в 1951 и 1952 годах погрузилась в мир лондонских уличных женщин, заведя знакомство с шестьюдесятью девятью девушками, которые зарабатывали секс-торговлей.

Большинство тех, кого опросила Уилкинсон, пренебрежительно отзывались о мужчинах, платившим им за секс. Эна, работавшая в Гайд-парке, называла своих клиентов «детьми» и «негодяями». Она говорила, что терпеть не могла, когда клиент пытался поцеловать ее или прикоснуться к ее груди. Маргарет, работавшая в Сохо, сказала, что ее клиенты «тупые старые дураки». Олив из окрестностей вокзала Юстон признавалась: «Мне они кажутся отвратительными». Над одними из своих клиентов они смеялись, других жалели, третьих боялись.

Девушки рассказывали Уилкинсон, что некоторые мужчины нападали на проституток, которые не хотели делать то, что от них требовали, а некоторые, похоже, всегда имели пристрастие к насилию. Эна говорила, что ей попадалось много садистов. Гвинет, которая тоже занималась проституцией в Гайд-парке, во время секса зажимала в кулаке ножик. Она предпочитала работать вне дома, чтобы при необходимости позвать на помощь, если клиент перейдет грань.

Пока Уилкинсон проводила свои исследования, к ней самой иногда обращались с просьбой о сексе. Если она сидела на скамейке в Гайд-парке, мужчины подсаживались к ней и спрашивали ее или же притормаживали на своих автомобилях и сигналили. Такое поведение, по мнению исследовательницы, было гораздо более навязчивым, чем легкие уговоры, за которые проституток арестовывали и штрафовали. Однажды вечером в пабе мужчина принял ее за проститутку и проследовал за ней домой на метро до района Эрлс-Корт, причем всю дорогу он осыпал ее оскорблениями по поводу распущенных нравов: казалось, желания обладать ею и оскорблять ее шли у этого человека рука об руку. Уилкинсон заметила, что некоторые мужчины обращаются к проституткам, потому что им нужны женщины, которых они могли бы унижать и подавлять.

Уличные девушки были уязвимы – подвергались жестоким нападениям, страдали от венерических заболеваний, переносили нежелательную беременность, – а пресса и общество относились к ним с презрением. Тем не менее многие из этих женщин говорили Уилкинсон, что их работа приносила и радость: они с удовольствием дружили со своими коллегами, наслаждались независимостью и получали приличные деньги. Большинство из них зарабатывали от десяти до двадцати пяти фунтов в неделю, что ощутимо больше трех или четырех фунтов, которые женщина могла заработать в кафе или на фабрике. Уилкинсон сделала вывод, что «спасать» проституток бесполезно: они сами выбрали такой образ жизни. «Даже у нее набирается всего десять фунтов в неделю, – писала она, – уличная проститутка все равно зарабатывает гораздо больше, чем могла бы получать на любой другой работе».

Женщины, с которыми беседовала Уилкинсон, обычно не очень внятно рассказывали о своих ранних периодах жизни, а она не хотела выпытывать у них подробности: ей казалось грубым намекать на то, что они эмоционально нестабильны, расспрашивая об их детстве. По ее словам, она начала понимать их, только когда перестала спрашивать себя: «Почему эти женщины стали проститутками?» – и начала задаваться другим вопросом: «Почему другие женщины не стали проститутками?» Она стала воспринимать объект своего исследования не столько как жертв, подвергающихся риску, сколько как разумных существ, пытающихся получить как можно больше в несовершенном мире.

Возможно, проституция вызывала столько гнева и беспокойства в обществе, потому что обнажила экономическую основу сделки между мужчинами и женщинами. Если мужчина хотел провести время в компании женщины, он покупал ей выпивку в пабе, чашку чая или сигарету в кафе, билет в кино, отдавал часть своей зарплаты в