Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

– Это сделал Кристи, – настаивал он.

Однако адвокаты опасались, что это не спасет Тима. Он уже подписался под своим подробным признанием в двух убийствах.

Государственная сторона обвинения постановила привлечь Тима Эванса к ответственности за убийство дочери. Согласно английским законам, человека можно судить только за одно убийство. Судьи полагали, что Эванс сможет защитить себя от обвинений в непредумышленном убийстве жены, сославшись на провокацию. При обвинении в убийстве дочери у Тима не было возможности защититься.

На суде над Тимом Эвансом в Олд-Бейли, состоявшемся в январе 1950 года, Гарри наблюдал за тем, как Кристи дает показания в пользу обвинения. Государственный барристер представил Кристи как образцового гражданина, который получил ранение в бою Первой мировой войны и отметился офицерской службой в полиции, когда шла Вторая мировая. Он выглядел настолько слабым, что судья предложил ему сесть на свидетельское место. Барристер защиты попытался дискредитировать Кристи, расспрашивая его о судимостях, но не смог извлечь никакой пользы: он узнал о преступлениях Кристи лишь накануне судебного процесса, а самое последнее из этих преступлений было совершено в 1933 году.

Кристи отверг все, в чем его обвинял Тим Эванс. Он настаивал на том, что из-за многочисленных физических недугов не смог бы поднять и перенести тело. От Тима он узнал, что Берил и Джеральдина уехали в Бристоль. По словам Кристи, Тим выглядел тогда «крайне рассерженным, расстроенным, действительно вне себя, как после сильной ссоры». Кристи утверждает, что в ночь на 8 ноября он услышал «стук» на верхнем этаже, «как будто передвигали что-то тяжелое».

Этель Кристи в своих показаниях подтвердила слова мужа. Она сказал, что тоже слышала «удар» наверху той ночью.

Когда Тим Эванс подошел к месту для свидетелей, то сказал, что покинул Лондон по совету Кристи, считая, что Берил умерла во время попытки совершить аборт.

– Почему же тогда вы сказали полицейским Ноттинг-Хилла, что сами убили жену и дочь? – спросил адвокат обвинения.

– Ну, я подумал, что если не дам показания, то полицейские спустят меня с лестницы и начнут избивать.

Он утверждал, что пребывал в отчаянии, когда делал признание:

– Я не знал, что моя дочь мертва, пока инспектор Дженнингс не сказал мне об этом. Мне было незачем больше жить.

Однако Тим не смог объяснить, почему пытался защитить Кристи в своем первом заявлении валлийским полицейским. Не было у него и ответа, почему Кристи мог совершить эти убийства.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу жену? – спросил прокурор.

– Ну, он был дома весь день, – отозвался Тим.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу жену? – повторил прокурор.

– Нет, не могу.

– Можете ли вы предположить, почему он мог задушить вашу дочь два дня спустя?

– Нет.

Присяжным потребовалось всего сорок минут, чтобы признать Тима Эванса виновным. Он был казнен в марте 1950 года.

Однако теперь, когда Кристи признался в убийстве четырех женщин в доме десять на Риллингтон-плейс, Гарри подумал, что Эванс все-таки мог быть невиновен. Возможно, Тим не солгал во время своего второго признания в Уэльсе, когда сказал, что Берил согласилась сделать аборт, а позже – по какой-то причине – уже солгал, когда отказался от сказанного. Гарри понимал, что его эксклюзивный материал о Кристи станет еще более захватывающим, если удастся доказать, что Тим Эванс был повешен по ошибке.

* * *

Джордж Стоуньер из журнала New Statesman посетил Северный Кенсингтон в сумерках одного из понедельников весной 1953 года5. Он прошел мимо монахини в черно-белом одеянии и тунике, а также мимо пары вест-индийцев «со странными нарядными рубашками, которые выглядывали из-под плащей», а затем свернул на Риллингтон-плейс. Там он присоединился к двадцати с лишним прохожим – в основном это были женщины, – которые молча наблюдали за домом десять с тротуара. Каждая деталь этого дома казалась ему зловещей: трещины во входной двери, блестящие пятна, на которых вытерлась зеленая краска, пять занавешенных окон.

Вдруг из дома девять вышел мужчина, приставил лестницу к фасаду и принялся мыть окна. «Как кружила его тряпка! – писал об этом Стоуньер. – Как тщательно она чистила окна, как громко скрипели под ней стекла!» Небольшая толпа у дома немного расслабилась, наблюдатели начали общаться – о своих садах, скачках в городе Ньюмаркет, ценах на цветную капусту. Мужчина продолжал энергично тереть стекло. Стоуньер заметил, что этим он как будто давал понять, «что ему нечего скрывать, его окна не боятся пропускать солнечный свет».

Жители Риллингтон-плейс были раздосадованы тем, сколько внимания приковано к их улице6.

– На всей улице теперь этот отпечаток, – пожаловался один из них. – Мы тут все честные люди, рабочие, и нам непонятно, почему мы должны страдать за преступления других людей.

Элис Макфадден из дома три сказала, что ей и родным пришлось встать на защиту детей, которых начали дразнить в школе. Ее муж Дейв рассказал репортерам, что его коллеги подшучивали над ним, спрашивая, не нашлись ли еще тела в доме десять.

– Это ужасно, – признался он. – Как только я прихожу на работу, они спрашивают, какой сегодня «счет».

Алекс, брат Дейва, пришел в ярость, обнаружив на улице фотографа, когда одним субботним вечером возвращался из паба. Он схватил его камеру и бросил на землю.

Миссис Макфадден направила в Кенсингтонский совет петицию о переименовании их улицы, и эту бумагу подписали восемьдесят три ее совершеннолетних жителя. Только Джон Кларк из дома тринадцать воздержался, потому что только что напечатал свой адрес на тысяче листовок для своего бизнеса по мойке окон.

Во время полицейского опроса соседи сказали, что Редж и Этель Кристи выглядели приличными людьми, почти слишком хорошими для жителей этого района. Лейла Даймонд из дома тринадцать на Риллингтон-плейс отметила, что мистер Кристи хорошо одевался, а миссис Кристи была тихой леди. Уильям Свон из дома девять рассказал, что Редж всегда отправлялся на работу в костюме и часто брал с собой свернутый зонтик. Другой сосед описывал его как вежливого человека, который приподнимал шляпу перед каждой знакомой женщиной. Маргарет Плауман из дома четырнадцать, вдова, которой было семьдесят с небольшим, рассказала, что в последний раз видела мистера Кристи, когда он остановился и поинтересовался ее воспаленным глазом.

Как вспоминали соседи, по большей части Кристи держался особняком. По ночам он отправлялся на долгие прогулки и игнорировал стук в дверь, если не ожидал визита (в доме не было дверного звонка, но он был построен из таких дешевых