Не зарекайся - Юлия Панченко

виноватым. Сказать банальность вроде того, что поцелуй получился что надо — было стыдно. Поцелуй был не просто что надо, он был настолько горяч, что Алекс чуть не приступил к основному прямо тут — на лавочке.

Молчание прервала Юля.

Она повернулась к мужчине и косо улыбнувшись, сказала:

— Не ищи, что сказать. Это просто похоть, ничего больше.

И ушла, забыв прихватить чашку и послушать ответ.

* * *

Было чертовски приятно целоваться с ним, нежиться в прикосновениях. Врать себе Юля не любила, оттого не стала лукавить: призналась, что взбудоражена и возбуждена. Грудь часто вздымалась, сердце неистово колотилось и как-то сладко замирало. Прислонилась спиной к двери, закрыла глаза, вспоминая касания губ и властных, сильных рук.

— Невероятно! — сказала громко Юля и прошла по коридорчику, порывисто сбрасывая балетки.

Алексу не спалось. Он то пить ходил, то подышать, то снова отправлялся в постель с тщетным намерением заснуть. Простыни казались мужчине раскаленными, хотя в комнате работал кондиционер. Помучившись с час, Алекс отбросил легкую простынку и сел на кровати, опустив ноги на пол. Прошел на кухню, не зажигая света, снова выпил воды, хотя и не особо хотелось. Автоматически глянул на часы — третий час шел. Неторопливо, безэмоционально: тик-так.

Алекс сунул стакан в мойку, выключил кондиционер и распахнул настежь оконную створку. Сразу же дохнуло теплом летней ночи: ароматной, пряной, пьянящей. Цверкотали какие-то насекомые, легкий ветерок шевелил пышные зеленые кроны, в темноте казавшиеся черными и автономными: будто сами по себе, переговариваются между собой, затевая спор. Алекс высунулся из окна по пояс, с наслаждением вдохнул свежий, живой воздух — не сухой кондиционированный, а сладковато-горький, южный.

Впервые за долгое время Алексу было хорошо. Так спокойно и благостно бывает только дома, на родине. Там, где родные люди спешат с горячими объятиями, навсегда забыв про разногласия и ссоры, и не надо продумывать наперед сто ходов и просчитывать вероятности, только обнимать в ответ и ежеминутно хлопать по плечам, сдерживая скупые, но не менее яркие, эмоции. Алекс чувствовал себя в безопасности. Потому что тут и только тут был отчий дом.

От наслаждения духовного, мысли переключились на приятности плотские. Юлька… какая она приятная, манящая, близкая и далекая одновременно…

Алекс сам не знал, что не дает ему уснуть — пьянящая летняя ночь или думы о девушке, что неожиданно вклинилась в мысли и вытеснила оттуда многие вещи, которые раньше казались первостатейно важными.

Под окном неожиданно хрустнула ветка, а в следующее мгновение на подоконник запрыгнул упитанный, лоснящийся от сытой жизни, черный кот. Алекс, не ожидавший такого поворота, с мысли сбился и отреагировал на появления незваного гостя довольно вяло: только лишь округлил глаза и молвил:

— Ну и напугал ты меня, котяра. Топай отсюда давай, — попытавшись сдвинуть кота, согнав его, таким образом с подоконника, Алекс дотронулся до бока животного и как ошпаренный отдернул руку. Кожи коснулась мягкая, бархатная шерстка. И дернул же черт подняться с постели. Без перчаток.

Коту было плевать на дискомфорт человека. Он посмотрел равнодушно на смятение двуногого, что лелеял свою руку, будто она была сломана, мигнул ярко-желтыми, с узкими, как лезвия, зрачками, и спрыгнул с подоконника в комнату, напоследок муркнув нечто в крайней степени неразборчивое.

— Куда? — опешил Алекс.

Такой наглости он давненько не видывал.

Кот напрочь проигнорировал недоумение и злость в голосе человека. Путь лежал к кухне, где вкусно пахло чем-то соблазнительным, поэтому кот поднял хвост трубой, а лапки — все четыре, принялся переставлять с удвоенным старанием.

Когда Алекс щелкнул выключателем на кухне, проморгался от слишком яркого света, что обжег глаза, оказалось, что кот в одночасье подъел забытый на столе бекон и немалый кусок сыра. И не сказать, что продуктов было жаль — сыр за несколько часов обветрился, а мясо после лежания вне холодильника — при такой духоте-то, Алекс есть бы все равно не стал, но сам факт такого наглого вторжения, мужчину раздосадовал.

— Так вот как ты нажрал такое пузо, вор пухнастый! — хлопнув в ладоши, Алекс двинулся на котяру, что сыто облизывался, сидя на столе. — Проваливай отсюда, ну-ка, пошел, брысь, говорю! — Приблизившись, мужчина посмотрел в желтые, наглые глаза и понял, что абсурдность ситуации просто зашкаливает. Кот с места не двигался — обнаглел в конец, а сам Алекс взять тушку на руки не осмеливался. Они смотрели друг на друга с добрую минуту, потом Алекс вторично чертыхнулся и вышел из кухни, не забыв выключить свет, что действовал на нервы.

Выйдя на крыльцо рано утром, Юля обнаружила там изящную, коротко обрезанную черную розу в прозрачной вазе и коробку дорогущих шоколадных конфет. Дар был неожиданным, но, нечего и говорить, приятно удивил. На ощупь бутон оказался бархатным, упругим, а колючки на стебле были заботливо обрезаны под корень. Юля улыбнулась, занесла вазу в дом, а конфеты сунула под мышку и бодро зашагала к коттеджу напротив.

Алекс открыл дверь минут через пять после стука, и выглядел при этом растрепанным и сонным.

— Спасибо, — кивнула девушка на коробку в руках, — присоединишься? Чаю выпьем.

Почесав живот, Алекс посторонился, пропуская Юлю внутрь. Через минуту из кухни послышался смех. Заглянув туда, мужчина увидел занимательную картину: Юля, посмеиваясь, гладила по спине наглого ночного вора и нашептывала ему на ухо что-то ласковое.

— Ты знаешь его? — спросил Алекс, косясь на желтоглазого.

Кот жмурился в таком удовольствии, что мужчина ему от всего сердца позавидовал.

— Конечно, это же мой Бродский!

От такого заявления Алекс немножко растерялся.

— Тот, который нобелевский лауреат, драматург и поэт?

Юля засмеялась, запрокинув голову и показав милые ямочки на щеках. Алекс залюбовался.

— Просто Бродский очень любит стихотворения Иосифа Александровича, того самого, который поэт, драматург и нобелевский лауреат. С самого раннего кошачьего детства кот, которого звали просто Котом, садился ко мне на колени, пока я декламировала стихотворения, и принимался урчать, да так, что я вместе с ним вибрировала, — Юля с особой тщательностью прошлась ладонью по гладкой шерстке. — Стоит признаться, больше никто из мастеров слова — ни Есенин, ни Ахматова, такой власти над моим Бродским не имели. К их прозе кот оставался совершенно равнодушен. Именно поэтому Кот стал Бродским.

— Такую информацию следует осваивать не на голодный желудок и строго дозированно, — Алекс еще раз посмотрел на смеющуюся Юлю, на наглого и прожорливого Бродского, что в явном удовольствии шевелил усами. Покачал головой в недоумении, оценив увиденное — не каждый день встретишь кота, любящего пребывать в лирическом настроении, и отправился умываться, пока девушка заваривала чай и распаковывала конфеты.