Любимая, (не) моя - Диана Рымарь

– Может, ты его спать уложишь? – предлагаю, разведя руками.

Шанна смотрит на меня виновато.

– Надо его сначала ужином покормить.

– Корми, я что против, что ли? – отвечаю чуть резче, чем надо.

Шанна реагирует откровенно странно – чуть вжимает голову в плечи, будто я сейчас прям от души на нее наорал. А я ж даже почти не повысил голоса.

– Может, что заказать? – предлагаю сразу.

Шанна машет рукой:

– Не надо, мы с Максом пиццу испекли.

О как!

Пиццу она с моим братом печет. Оригинально!

В этот момент подмечаю, что в гостиной мы не одни, братец подпирает дверной косяк своим молодецким плечом.

– Пойдемте все вместе ужинать, – приглашает он.

Через час, уже после того, как сын Шанны налопался от пуза и накупался в ванной, она идет его укладывать спать.

Я очень терпеливо жду. Точнее, хожу вокруг выделенной для них комнаты кругами.

И, наверное, слишком громко при этом топаю, потому что через некоторое время Шанна выходит и просит:

– Виталя, ты можешь тут не ходить, пока я не уложу ребенка. Мишка так никогда не заснет…

Вашу ж мать! Теперь я еще не так хожу.

– Хорошо, жду тебя в кабинете, – старательно сдерживаю раздражение.

Разворачиваюсь и ухожу.

Вправду направляюсь в кабинет.

Поворачиваю одно из кресел к двери, усаживаюсь в него и жду.

Оно, может, и хорошо, что она долго укладывает сына. Хоть придумаю, что ей сказать. Впрочем, в голове и без того со вчерашнего дня вертится один и тот же вопрос…

* * *

Шанна

Я наблюдаю за тем, как Миша прикрывает глаза и наконец засыпает.

Не двигаюсь с места, жду еще минуту, чтобы убедиться, что точно спит. И потом на цыпочках выхожу из спальни.

Иду по коридору в сторону кабинета, где меня ждет Виталик. Сначала бодро шагаю, потом замедляюсь, а перед дверью вообще замираю.

Мне страшно, я не знаю, чего ждать.

Единственное, что греет, – это слова Виталика о том, что я правильно сделала, что пришла. Опять же, он нормально отреагировал на Мишу, будто уже знал, что у меня есть ребенок, даже не удивился. А может, и правда знал.

Немного приободряюсь, стучу, а потом захожу.

Виталик сидит в кресле, буравит меня взглядом. Он явно уже успел потерять терпение, пока меня ждал.

Я нервно сглатываю, приглаживаю убранные в хвост волосы. Прохожу в комнату.

– У меня к тебе только один вопрос, Шанна, – говорит он громоподобным голосом и встает: – Почему ты тогда не ушла со мной из ресторана? Я же звал!

Он этим вопросом будто дух из меня вышибает.

– А ничего, что ты меня блядью назвал? – мой голос сочится обидой.

Виталик нависает надо мной, говорит с хмурым видом:

– Как еще я должен был о тебе подумать, если ты трахалась со мной, будучи замужем? Как о хорошей девочке?

– Ты сам на меня тогда набросился! У меня и в мыслях не было с тобой спать! – начинаю с ним спорить.

– Еще скажи, я тебя принудил! Ты была очень даже не против, ты сама этого хотела, и тебе все понравилось…

От его слов я неконтролируемо краснею. Вспоминаю, что мы творили там в люксе, и чувствую, как ноет внизу живота. Мне понравилось, еще как, да и кому бы не понравилось на моем месте?

Виталик тем временем продолжает:

– Будь ты верной и преданной женой, зарядила бы мне по морде, и всего дел. Но ты ведь этого не сделала.

Он смотрит на меня осуждающе.

Но если кому меня и судить, так точно не ему!

– Я не блядь! – заявляю с достоинством. – Если хочешь знать, я…

– Объясни, почему ты тогда не дала мне по роже? Почему со мной легла? – он спрашивает это с нажимом. – Я ведь для тебя был фактически первым встречным…

Не удерживаюсь и издаю нервный смешок.

Будь он и вправду каким-то там первым встречным, я бы действительно стукнула его и сбежала. Но он для меня кто угодно, только не первый встречный.

Понимаю, без неприятных признаний не обойтись.

– Виталик, – развожу руками. – Скажи, ты правда ни чуточки меня не узнал?

Он смотрит на меня недоуменно:

– Сейчас не понял.

– Я – Шанна, я все детство прожила на соседней улице, ты видел меня тысячу раз… – говорю надтреснутым голосом.

Виталик замирает на месте, вглядывается в мое лицо.

– Быть этого не может, – заявляет он со всей уверенностью.

Какой упертый тип!

– Семья Березиных, мы жили здесь до моего шестнадцатилетия. Ты не можешь совсем меня не помнить, – говорю жалобно.

Он трет подбородок, смотрит на меня задумчиво.

– Березиных помню, тебя нет. Я бы тебя точно не забыл.

Внутренне сжимаюсь и выдаю следующую толику информации:

– А не помнишь, как я к тебе в машину залезла?

– Чего? – он хмурит брови.

Вспоминаю тот свой поступок и краснею еще больше. Мне так стыдно, что хочется забраться под серый ковер, на котором мы стоим.

Но все же собираю волю в кулак и выдаю признание на-гора:

– Я понимаю, тот поступок меня не красит. – Мой голос дрожит. – Как-то я подкараулила тебя и забралась в машину, предложила тебе… Секс, в общем. Я тогда была дурочка наивная.

Виталик склоняет голову набок и отвечает на выдохе:

– Это помню. Но то была точно не ты, а какой-то худющий подросток!

– Мне было шестнадцать, – пожимаю плечами.

Отчего-то мое признание очень его злит.

Он снова нависает надо мной и начинает давить словами:

– И нахрена ты это сделала? Что творилось в твоей голове? Ты нормальная вообще? Будь ты моей сестрой или дочерью, я бы тебе за такое по жопе ремнем… Часто так в машины к взрослым дядям лезла, а?

Он смотрит на меня с таким осуждением, что мне становится плохо.

Ничего не понял!

У меня на глаза наворачиваются слезы, так обидно, что хочется взвыть.

– А ты меня еще раз блядью назови! – кричу на него. – Ты ж у нас горазд выводы делать с наскока! Я тогда вообще еще девочкой была, и никогда так не поступала, ни до, ни после.

– А зачем ты это сделала? – спрашивает он с надрывом.

– Ты мне нравился очень, – говорю и отворачиваюсь от него.

Шумно дышу, пытаясь успокоиться. А слезы, как назло, льются из глаз, будто кто краник открыл.

– Да не реви ты, – Виталик резко смягчается. – Ну, видишь, без моего внимания ты не осталась в итоге.

Он теперь смотрит на меня по-другому, с долей удовольствия, что ли?

Это на него так подействовали мои слова о том, что я по нему сохла раньше?

– Обалдеть ты изменилась, – цокает он языком. – Ладно, теперь стало понятнее, что к чему. Давай присядем, поговорим более детально.

Он хватает меня за руку выше локтя, тянет к дивану, стоящему чуть поодаль.

Невольно морщусь:

– Виталя, больно…

Он резко отдергивает руку.

– Где больно? – тут же беспокоится он. – Я же совсем чуть-чуть сжал.

Нервно одергиваю рукав футболки, под ним здоровенный синяк, оставленный лапой Артема. Не хочу его показывать.

Но от Виталика разве что скроешь?

Он тут же тянет ткань футболки, оголяя мою руку до самого плеча.

В ярком свете люстры фиолетовый отпечаток пальцев мужа смотрится откровенно уродливо, особенно если учесть, какая белая у меня кожа. Стыдливо опускаю рукав.

Смотрю на Виталика и ужасаюсь.

Он в ярости.

– Сука… – выдает он с чувством.

Не пойму, это он обо мне или об Артеме?

– Он тебя бил? – спрашивает Виталик.

Меня моментально прорывает на новые откровенности:

– А почему, ты думаешь, я с ним жила? Он последние четыре года только и делал, что шантажировал меня сыном и тем, что покалечит, если я когда-нибудь от него уйду. Виталик, помоги мне, пожалуйста! Спрячь или придумай что-нибудь еще… У меня в животе твой ребенок, я хочу, его родить, вырастить. Я понимаю, что свалилась на тебя как снег на голову, но мне больше некому помочь!

Говорю это и смотрю ему в глаза с мольбой.

А он морщится, спрашивает будто нехотя:

– С чего такая уверенность, что он мой? Он вполне может быть от твоего мужа.