Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

В психиатрии остаются теоретические посылки, позволившие в своё время использовать её в немедицинских целях. Главная – концепция так называемой «вялотекущей шизофрении», предложенная А. Снежневским. Болезнь без каких-либо клинических проявлений, описанных в психиатрии. «Ничего такого» нет, а диагноз, который тянет за собой шлейф социальных, правовых и иных ограничений, моральную ущемлённость, – диагноз есть. Он позволял госпитализировать человека (если это кому-то понадобится), назначить без его согласия лечение и продолжать его сколько угодно.

Так называемая школа Снежневского прежде всего свидетельствовала о глубоком загнивании советского режима и советской коммунистической идеологии. Как известно, основой этой школы является «адаптация» того или иного человека к обществу. Адаптируется – значит нормальный. Не адаптируется – значит ненормальный. Эталоном нормального человека объявлялся обыватель, покорный «духу времени», думающий исключительно о своём благополучии.

По этой теории сумасшедшими должны быть объявлены прежде всего сын банкира некто Карл Маркс, сын миллионера Энгельс, сыновья симбирского действительного статского советника Александр и Владимир Ульяновы. О других – о декабристах, князьях и графах, о дочери министра Перовского, о яснополянском графе – мы уже не говорим. Ведь все они не адаптировались к среде. Да ещё как не адаптировались! [534]

Теория Снежневского позволяла любое человеческое поведение трактовать в удобном варианте. Ах, тебе не нравится Указ о борьбе с пьянством? В «психушку»! Что, вы думаете, война в Афганистане бессмысленна? Пожалте на учёт в психоневрологический диспансер. Так, значит, экономика тяжело больна? Да вы сами душевнобольной. Норма в советском обществе долго подразумевала одобрение всех политических и социальных решений.

Такой метод ещё в 1920-е годы был описан Е. Замятиным в его пророческой утопии «Мы»: всякий, голосовавший против вождя «Благодетеля», объявлялся сумасшедшим, а голоса сумасшедших не могут идти в счёт.

Идёт очередной партийный съезд. Фабрики, заводы, совхозы, воинские части в горячечном бреду шлют поздравительные телеграммы в адрес исторического, эпохального форума. (Нормальный директор такую телеграмму не пошлёт, а умный пошлёт.) Пришла такая телеграмма и из психиатрической клиники: «Мы, душевнобольные, как и весь советский народ, одобряем и поддерживаем решения съезда, какими бы странными они нам не казались».

Часть несогласных (читай – опасных для власти) признавалась ненормальной, а особо активных устраняли из общественной жизни. «Это была смертельная угроза для правозащитного движения, – пишет Владимир Буковский. – В короткий срок десятки людей были объявлены невменяемыми – как правило, самые упорные и последовательные. То, что не могли сделать войска Варшавского пакта, тюрьмы и лагеря, допросы, обыски, лишение работы, шантаж и запугивания, – стало реальным благодаря психиатрии. Не каждый был готов лишиться рассудка, пожизненно сидеть в сумасшедшем доме, подвергаясь варварскому лечению. В то же время властям удавалось таким путём избежать разоблачительных судов – невменяемых судят заочно, при закрытых дверях, и существо дела фактически не рассматривается. И бороться за освобождение невменяемых становилось почти невозможно. Даже у самого объективного, но не знакомого с таким «больным» человека всегда остаётся сомнение в его психической полноценности. Кто знает? Сойти с ума может всякий. Власти же на все вопросы и ходатайства с прискорбием разводили руками:

– Больной человек. При чём тут мы? Обращайтесь к врачам. – И подразумевается – все они больные, эти «инакомыслящие».

А следователи в КГБ откровенно грозили тем, кто не давал показаний, не хотел каяться:

– В психушку захотел?

Иногда одной только угрозы послать на экспертизу оказывалось достаточно, чтобы добиться от заключённого компромиссного поведения» [535] .

Показателен случай с одним «инакомыслящим», которому доктор сказал после ареста: «Послушайте, Вы же нормальный парень, неужели Вам в сумасшедшем доме хочется быть? Смените свои политические убеждения!». Уже после перевода в больницу врач сказал жене «пациента», что её муж «нуждается в лечении, потому что ведёт себя не так, как полагается нормальному человеку» (например, «много читает, делает выписки»). Когда же жена несчастного возразила, что «это – не проявление болезни, а система взглядов», доктор ответил: «Может быть, но ему не повезло: он состоит на учёте. Поэтому то, что для нормального человека – система взглядов, для вашего мужа – проявление заболевания» [536] .

Фронтовик, философ П. Егидес в 1968 г. написал книгу «Единственный выход» – его он видел в демократизации общества. В частности, он предлагал, чтобы КГБ занимался своей непосредственной функцией – борьбой со шпионажем, а не идеологической слежкой за мыслями людей.

Сначала ему инкриминировали «клевету на советский строй» (до трёх лет), но потом следователь посчитал, что нормальный советский человек не мог выдвигать подобных требований, и посему философа решили отправить на психиатрическую экспертизу, где «установили», что ему требуется принудительное лечение в психбольнице. Слово самому «пациенту».

– Меня, например, спросили, почему я ношу бороду. «Лояльные советские люди этого не делают». Я растерялся и… назвал Маркса, Ленина, Кастро… «Да у него мания величия, паранойя!»

В палате меня предупредили, что всем задают провокационный вопрос о самочувствии. И если человек говорит, что он здоров, то следует заключение – все больные считают себя здоровыми. Если же сказать, что болен, то, естественно, требуется лечение.

Когда профессором Лунцем мне был задан этот традиционный вопрос, я спросил его: «А как себя чувствуете Вы?» – «Что за вздор, я здоров!» – «А говорят, что все больные считают себя здоровыми…» Таким образом я оказался в «психушке»…

Из-за Маркса в «психушке» оказался и другой учёный – преподаватель Ленинградского военно-морского училища. Бедный человек, он обнаружил ошибку в «Капитале». Оказывается, Маркс, не знакомый с теорией множеств (она появилась лишь после его смерти), неверно рассчитал закон прибавочной стоимости. И – уж совсем ненормальный! – этот преподаватель написал научную работу об ошибке Маркса.

Из партии его исключили, с работы сняли. В довершение ко всему поставили психиатрический диагноз. Долгие годы он добивался справедливости; только в конце 1980-х все преследования прекратились, и он был полностью реабилитирован. «Снятие диагноза» проходило со скрипом. Вот отрывок из беседы журналиста с военным врачом-психиатром Г.И. Мишиным, принимавшим участие в описываемых событиях.

– Так Вы считаете, что товарищ Н. психически нездоров?

– Конечно, он не согласен с Марксом!

– Но ведь во всём мире миллионы людей не согласны с Марксом. Они тоже сумасшедшие?

И психиатр задумался над своим диагнозом [537] .

При постановке диагноза психиатры применяли «марксизм-ленинизм» гибко, диалектически. Во время суда над известным правозащитником свидетель показал: «Григоренко, на мой взгляд, – здоровый человек. Грамотно цитировал Ленина по каждому факту» [538] . Любопытно