Беспокойные боги - Кристофер Руоккио

Я чувствовал его печаль, более глубокую, чем человеческие чувства, и в то же время не странную, как знакомый цвет, почему-то более темный, чем может воспринять человеческий глаз. Мы всегда сворачивали с пути, шли против него. Он чувствовал каждую нашу боль, был свидетелем каждого нашего мучения, переживал каждую травму так, словно она была его собственной. И все же он не останавливал нас, ибо остановить нас означало бы уничтожить то, что сделало нас теми, кто мы есть. И, чувствуя эту боль, я наконец понял, почему. Он страдал, видя наши страдания, и поэтому наши страдания сделали нас еще больше похожими на него, который знал каждую нашу боль.

И мне стало стыдно, стыдно за то, что я считал его всего лишь очередным чудовищем и едва не уничтожил своей старой рукой.

"Прости меня", - сказал я и понял, что плачу. "Прости, я… Я не знал". Я повесил голову, провел свободным рукавом по своим заплаканным глазам. "Что же мне делать?"

Ты забыл?

Я снова увидел черный корабль, каждая палуба которого была заставлена железными статуями, корпус - готическое нагромождение извивающихся человеческих фигур, величественные лица, выглядывающие между контрфорсами и из-под остроконечных арок.

Демиург.

Увидев его, я прошел внутрь и в трюме увидел древнее оружие, размещенное в железных креплениях, остановился перед одним, меньшим по размеру, чем остальные: черным дельтовидным, похожим на наконечник стрелы, длинным, как "Аскалон", с двигателями, поблескивающими на корме. Пока я наблюдал, оно выпало из открытого трюма, его плоская поверхность открылась, обнажив семя темной звезды, заключенное внутри.

Затем он исчез, и свет, ярче любого солнца, разлился по всему творению, свет, который убивал все, к чему прикасался, уничтожая корабли, луны и планеты, приводя в беспорядок даже живой свет бестелесных форм Наблюдателей. Я почувствовал боль от этого света, обжигающе яркого. Я почувствовал в нем смерть, неисчислимую смерть.

Тогда я в последний раз услышал этот голос, голос, который вовсе не был голосом, ибо ни один звук не составлял его слов.

Больше я его никогда не слышал.

Где ты был, когда я закладывал основы Земли?

Я отдернул руку и обнаружил, что стою перед алтарным камнем, перед колыбелью и яйцом.

Позади меня раздались шаги по камню.

Я обернулся.

Там стоял мужчина. Его сверкающий нагрудник был сделан из золота, как и наручи, и поножи, обтягивавшие его стройные конечности. Одежда на нем была из тонкой ткани, а туника и плащ - цвета аргента, ярче белого.

"Рагама?" спросил я.

У Рагамы были золотистые волосы. Белые. Черные.

Теперь они были красными, красными, как пламя, и струились с его плеч, вздымаясь, как живой огонь. В его лице я увидел тень мальчика по имени Рэг, мальчика, который вытащил меня из Колодца. Здесь, я знал, был Рагама в полной мере, Рагама, который вложил в нашу узкую реальность столько своего существа, сколько могли вместить наши скудные три измерения.

"Ты прошел испытание", - сказал Судья, голос которого был глубже грома.

Со своего места на возвышении я был почти такого же роста, как горящее существо. В воздухе между нами клубился дым, извергаемый маленькими язычками пламени, которые извивались, танцевали и гасли в воздухе вокруг этого человека, который вообще не был человеком.

"Ты бы остановил меня".

Лицо Рагамы было очень серьезным. "Я был создан не для этого".

Я заколебался, не уверенный, что верю ему. Я снова повернулся к яйцу нерожденного бога. "Ты… позволил бы мне сделать это?" спросил я, пряди волос развевались в нагретом воздухе. "Я действительно мог убить его?"

"Только ту его часть, которая может умереть", - пояснил Рагама. "И то лишь на время. Разве я не говорил тебе? Его приход неизбежен. Ничто не сможет остановить его, ни они, ни ты". Один из языков пламени, кружащихся в воздухе вокруг Судьи, казалось, смотрел на меня. Я почувствовал, как по мне ползут мурашки, и мне захотелось спрятаться, отвернуть от него лицо. Словно мой смертный мозг и глаза знали, что я смотрю на вещи, не предназначенные для обычных людей. "Почему ты не сделал этого?" - спросило существо, глаза его пылали, как гранаты. "Я думал, ты сделаешь".

Всю свою жизнь я носил на шее кусочек раковины. Но одного этого было недостаточно, чтобы понять, должен ли он вылупиться… или разбиться. В тот последний момент я вспомнил, как этот кусочек вернулся ко мне на Эуэ, когда я думал, что должен умереть, а вместе с ним и все, кого я любил. Но не эта мысль удержала меня.

"Потому что в этом мире живет моя дочь", - сказал я, оглядываясь по сторонам. "Как я мог его разрушить?"

Лицо Рагамы расплылось в широкой ухмылке. "Ваш вид больше похож на него, чем наш", - сказал он, и с тех пор я размышляю над этими словами. "Тогда ты понимаешь, почему он не разрушает то, что создал".

"Понимаю", - сказал я, и снова в моих глазах заблестели слезы.

Кассандра...

Я бы уничтожил и ее, и ради чего? Чтобы облегчить свою боль?

Мы вьючные животные, мы, мужчины. Мы боремся, и эта борьба наполняет нас.

Тень Гибсона сказала мне эти слова.

Тихий сказал мне эти слова.

"Ты понимаешь, что ты должен делать?"

Ищи трудности.

"Воргоссос, - сказал я, - на Воргоссосе… есть оружие, созданное машинами древности. Оно способно уничтожить остальных".

Рагама подошел ближе. "Твой путь не будет простым, а ноша - легкой".

"Это неважно", - сказал я. "Так и должно быть".

"Тогда ты возобновишь свою клятву?" Великан остановился у подножия возвышения и встал так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. "И доведешь до конца начатый тобой курс?"

"Я готов".

Umal naqodra!

Сказал великан.

Тогда преклони колени!

Ни невидимая рука, ни сильный ветер не заставили меня опуститься на колени. Я опустился на колени по собственной воле. Гигант, стоявший надо мной, откинул свой плащ, и - о чудо! Его подкладка была из бледного огня! Языки пламени взметнулись в воздух, вспыхнули и погасли - вспыхнули вновь. Свет, подобный полярному сиянию, упал на Рагаму и, казалось, распространился от его спины, словно крылья. Откинув голову назад, он забился в конвульсиях, и из его губ вырвался шип витого металла.

Задохнувшись, я понял, что это такое.

Это была рукоять.

Я сидел, застыв на месте, не в силах пошевелиться, пока Судья сжимал рукоять в кулаке и вытягивал ее