В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

– Боже мой! Но я еще не одета! – воскликнула Глафира Семеновна. – Я в пеньюаре.

– Врачей очень часто принимают в пеньюарах! К тому же я уверен, что ваш пеньюар прелестен! – кричал доктор. – Я к вам с курьезной новостью. Об вас кое-что напечатано в газете.

Глафира Семеновна встрепенулась.

– Сейчас, сейчас… Все-таки я должна немножко поправиться, вы подождите, – сказала она, вскакивая из-за стола, поправила растрепанные постели, бросилась к зеркалу, зашпилила пеньюар на груди брошкой, припудрилась, слегка провела гребенкой по волосам и крикнула: – Войдите.

Вошел доктор Потрашов и поздоровался.

– В местном листке сегодня есть кое-что про вас, – проговорил он супругам.

– Про меня? – воскликнула Глафира Семеновна. – Ну, что я тебе говорила! – обратилась она к мужу.

– Есть и про вас, но более про него, – кивнул доктор на Николая Ивановича.

Тот самодовольно улыбнулся и сказал жене:

– Нет, милая, твоя слава только здесь, в Биаррице, среди полоумных англичан и дряхлых старикашек, распускающих слюни на купающихся бабенок, а моя слава распространится по всей Европе! Да-с… Что-нибудь насчет полена или бревна? – спросил он доктора.

– Да-да… Ужас что напечатали! Чепуху какую-то…

– Ну да… Еще вчера в казино некоторые говорили, что, может быть, это было и не бревно, а какой-то электрический угорь, которые здесь часты… Угорь задел меня, ожог электричеством, и вот вследствие этого у меня явился синяк.

– Но ведь ничего подобного же не было, ты сам знаешь, – возразила Глафира Семеновна.

– Ничего не известно. Может быть, и было, но я не заметил, – проговорил супруг.

Он уж и сам стал верить, что его что-то ушибло при купаньи.

– Но ведь ты это сам сочинил, Николай… И про полено, и про бревно… – уличала его жена.

– Сам или не сам – это все равно, – уклонился Николай Иванович от ответа. – Но что мог быть электрический угорь – это возможно. Про угря говорил не кто-нибудь, а профессор, один немецкий профессор, а генерал Квасищев перевел мне, что он говорил. Профессор говорил это по-немецки. Про электрического угря то есть.

– Что ты нам зубы-то заговариваешь! – вопияла Глафира Семеновна. – Мы же ведь очень хорошо знаем, что ты подбил себе глаз, упав с трапеции на велодроме.

– Да, это верно. Но электрический угорь все-таки мог стегнуть меня хвостом и подправить синяк, когда я купался. А я этого не заметил. Но я почувствовал что-то… Я помню.

– Вот врет-то! Ах, лгун! И это кому же? Свидетельнице, которая видела, как он с трапеции сверзился.

– Оставь, Глаша. Я знаю только одно, что с вечера синяк был меньше, а наутро, когда я выкупался в море, он разросся втрое… Ну и значит, электрический угорь. Садитесь, доктор. Кофею не прикажете ли? – предложил Николай Иванович Потрашову.

– Два раза уж сегодня кофе пил, – отвечал доктор, присаживаясь к столу и развертывая местный листок, где печатаются биаррицкие злобы дня, а главное, фамилии приезжих на морские купанья. – Сейчас я переведу вам, что здесь напечатано о вас.

И доктор, смотря во французский текст, начал читать по-русски:

– «Вчера в нашем прекрасном уголке, Биаррице, случилось небывалое печальное происшествие, жертвою которого сделался один крупный русский коммерсант Николай де Иванов, из Петербурга, вот уже около двух недель проживающий у нас с своей красивой супругой Глафирой де Ивановой…»

– Вот видишь, значит, и про меня есть… – проговорила Глафира Семеновна, вспыхнув от удовольствия.

– Позвольте… не перебивайте, – остановил ее доктор и продолжал: – «…Мадам Глафирой де Ивановой, давно уже замеченной по своей грации среди дамского цветника, украшающего наш Гран-Плаж. Нашего гостя Николая де Иванова во время его купанья в море ударило в лицо, как он сам рассказывает, большим куском дерева». Большим поленом, бревном – вот как можно перевести… – пояснил доктор. – «После чего осталась опухоль с кровяным подтеком, который мы сами имели возможность наблюсти. Случай этот небывалый в Биаррице. Монсье Николай де Иванов купался один, без беньера, и, по его словам, так был ошеломлен ударом, что не заметил, как выброшенное волной дерево уплыло назад в море».

– По моим словам… Никогда я ничего подобного никому не рассказывал, что я не заметил, – проговорил Николай Иванович.

– Да ты и не мог что-либо заметить, коли никакого бревна не было, – отвечала Глафира Семеновна и воскликнула: – Господи! может же быть такой переплет!

– Слушайте, слушайте… – перебил ее доктор. – «Поиски бревна на Большом и других плажах не увенчались успехом. Рыбаки, выезжавшие в море, также не видали бревна, поэтому есть основание полагать, не получил ли господин де Иванов удар от электрического угря, водящегося на известных глубинах нашего залива. Эти догадки делают и ученые зоологи, проживающие в Биаррице».

– Вот тебе, вот! – воскликнула Глафира Семеновна, указывая на мужа. – Газета прямо говорит, что ты врешь насчет бревна.

– Нет, газета не говорит, что я вру, а она хочет все свалить на электрического угря, – отвечал тот. – Правильно я, доктор?

– Вообще это черт знает что такое!

Доктор развел руками.

– Ну, угорь так угорь. Пусть будет электрический угорь. Угорь даже лучше, – сказал Николай Иванович.

– Меня забавляет, как он это самоуверенно говорит! – пожала плечами супруга. – И что меня бесит – при нас. Пойми ты, что ведь ни бревна, ни угря не было. Ах, какой глупый! Нет, ты это нарочно.

– Ну, нарочно так нарочно. Ну, пускай ничего не было. А если уж толкуют и в печать попало, то пусть толкуют об угре. Я и сам теперь буду рассказывать об угре, и ты говори об угре, – обратился Николай Иванович к супруге.

– Ничего я не стану рассказывать! Вот еще, стану я врать! Буду всем говорить, что ничего не знаю, ничего не видала и тебе не верю. Пожалуйста, и ты меня не впутывай. Видишь, я здесь на каком счету, – сказала та и, обратясь к доктору, спросила: – Ну, что же дальше-то, доктор? Читайте.

– Да больше ничего. Все. Вот вам газета. Возьмите себе на память этот водевиль.

Доктор сложил газету и положил на стол.

– И про меня больше ничего? – допытывалась Глафира Семеновна.

– И про вас ничего.

Она немного надулась.

– Странно… Я думала, что он о моем купанье что-нибудь упомянет, о моих купальных костюмах. Про испанскую наездницу здесь писали же… – проговорила она. – Скажите, эта газета здешняя, биаррицкая?

– Местная.

– Ну так обо мне будет еще в парижской газете корреспонденция. Я не говорила вам разве, доктор, что ко мне приходил корреспондент из газеты «Ле Ван де Пари?»

– Не к тебе он приходил, а ко мне, насчет моего глаза, – перебил ее супруг.

– Будет, будет в парижской газете