Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

ЦК снял с должности наркома («Но ведь, Андрей Андреевич, – с улыбкой, – Чичерин-то, кажется, тоже не совсем по своей воле ушел со своего поста!»)… Далее М.С. произнес так: Чичерин – да. Никто не возражает, даже, кажется, Андрей Андреевич. И Литвинова оставим. Вы говорите, не согласен был. Но антигитлеровская коалиция-то состоялась. Значит, не совсем неправильно он предусмотрел ход событий.

Что касается Коллонтай… Против Ленина выступала, так сам Владимир Ильич говорил: кто не без ошибок! И очень ее уважал. Что же насчет того, как вы, Андрей Андреевич, говорите, она – дочь царского генерала, а Литвинов – сын крупного лавочника, то это, пожалуй, к делу не относится. Вот так он его смазал при всеобщем одобрении.

В 1986 году Андрей Андреевич пережил остановку сердца. Но его спасли – рядом оказался хороший врач.

Заведующий кафедрой госпитальной терапии Российского национального исследовательского медицинского университета им. Н.И. Пирогова, академик РАН Александр Григорьевич Чучалин вспоминал в интервью ТАСС:

Громыко собирался в поездку. В ту ночь Громыко тяжело заболел гриппом: высокая температура, у него даже было состояние бреда. И где-то в 3–4 часа ночи меня разбудили. Москва была пустынной, и я домчался до дачи, где жил Громыко.

Там застал такую картину: Громыко бледный, серый в туалетной комнате заканчивает бриться. Я стоял у него за спиной и переступал с ноги на ногу, не знал, как подступиться и о чем говорить. Громыко меня не замечал, не видел, не ощущал. Никаких признаков не подавал, что я ему в какой-то степени интересен.

Я поплелся за ним в спальную и сказал:

– Андрей Андреевич, вы себя неважно чувствуете, я должен вас осмотреть.

– Вы знаете, у меня времени нет.

Нужно было просто знать Андрея Андреевича, у него все было четко расписано. Но я настоял, взял его руку, пощупал пульс. Он зашкаливал, все тело горячее. Были плохие признаки интоксикации: когда сам горячий-горячий, а какие-то места уже холодные.

– Знаете, вы подцепили тяжелый грипп, и я настойчиво вам советую остаться дома.

– Я разговор прекращаю и дальше развивать не буду. Я вас приглашаю в зал столовой, и давайте вместе позавтракаем.

Встреча А.А. Громыко с членом Политбюро ЦК Венгерской социалистической рабочей партии, председателем Президиума ВНР К. Неметом. 3 ноября 1987

[РГАКФД]

Я поплелся за ним в зал. Его жизнь была определена: он в одно и то же время просыпался, одно и то же ел – то есть был предельно организованным человеком. И вот он сидит, ест овсяную кашу и на моих глазах превращается в восковую фигуру: нет мимики, бледность, и начал со стула сползать.

Я подбежал, подхватил, чтобы он не упал на пол, и понял, что у него произошла остановка сердца. Начал делать легочно-сердечную реанимацию: массировать сердце, делать искусственное дыхание. А у самого мысли пульсируют, будто это у меня сейчас мозги выскочат. Вдруг, к моему удивлению, он поднял веки, взглянул на меня.

– Ну, вы теперь поняли, что никуда ехать нельзя?

– Я понял…

В тот момент я спас ему жизнь. Мы приехали в больницу на Мичуринском проспекте, где продолжили лечение. Громыко никогда ранее не обследовался, и во время диагностики у него была выявлена аневризма брюшного отдела аорты, которая позже сыграла роковую роль, став непосредственной причиной его ухода из жизни.

Борис Дмитриевич Пядышев рассказывал, как в сентябре 1987 года министр Шеварднадзе предложил ему стать главным редактором журнала «Международная жизнь» вместо Громыко:

Шеварднадзе сказал, что Андрею Андреевичу трудно совмещать две должности – председателя Президиума Верховного Совета СССР и главного редактора. Главное же – надо вдохнуть в журнал новую жизнь, чтобы он больше отвечал задачам современной политики.

Шеварднадзе сказал, что говорил на эту тему с товарищем Горбачевым и Михаил Сергеевич одобрил. Министр добавил, что с Андреем Андреевичем уже разговаривал о его уходе из журнала Александр Николаевич Яковлев и Громыко, в принципе, дал согласие. Процесс хотя и пошел, но оказался не таким скорым. Громыко ценил журнал, все-таки большая часть жизни была связана с ним. Он не хотел уходить.

После месячной паузы Шеварднадзе сказал мне:

– Александр Николаевич еще раз разговаривал с Громыко, тот еще раз дал согласие. И опять не дает письменного заявления.

После третьей беседы старика все-таки «дожали». Не стали ждать письменной, ограничились устной просьбой об освобождении от должности главного редактора.

Осенью 1988 года Горбачев принял решение попрощаться с Громыко. После отпуска Андрей Андреевич собирался лететь в Пхеньян с визитом. Но в один из сентябрьских дней к нему в Верховный Совет СССР заехал Горбачев. Они поговорили, визит был отменен, и Громыко подал в отставку.

30 сентября на пленуме ЦК Горбачев произвел большие изменения в высшем руководстве. Отправил на пенсию старую гвардию, в том числе Громыко и Добрынина.

Положение пенсионера союзного значения целиком и полностью зависело от расположения начальства: какую дачу дадут, разрешат ли вызывать машину из правительственного гаража… Разве можно остаться без медицины из 4-го Главного управления, без продуктов из столовой лечебного питания, без машины с водителем? Лишение должности, то есть возвращение с высот на бренную землю, в советские времена оборачивалось жизненной катастрофой.

Член Политбюро ЦК Трудовой партии Кореи, вице-президент КНДР Пак Сен Чер, председатель Президиума ВС СССР А.А. Громыко, первый заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР П.Н. Демичев перед началом беседы в Кремле. 6 ноября 1987

[РГАКФД]

Генеральный секретарь ЦК Михаил Сергеевич Горбачев и глава союзного правительства Николай Иванович Рыжков подписали 20 октября 1988 года документ под названием: «О материально-бытовом обеспечении т. Громыко А.А.»:

В соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 октября 1988 г. № 1194-232 установить т. Громыко пенсию союзного значения пожизненно в размере 800 рублей.

Сохранить за т. Громыко А.А. порядок пользования дачей и охраной, транспортом, курортными дачами, столом заказов, бытовыми учреждениями (пошивочная и др. мастерские) 9-го управления КГБ СССР, а также медицинское обслуживание в спецполиклинике и спецбольнице 4-го главного управления при Минздраве, предоставлявшиеся ему до ухода на пенсию.

Словом, Громыко сохранили все привилегии, положенные советскому истеблишменту. Он мог ни о чем не беспокоиться.

Когда Андрея Андреевича отправляли на пенсию, он попросил: оставьте мне дачу, машину и одного помощника – писать воспоминания. О мемуарах Громыко задумался еще до пенсии. И очень расположился к этому жанру.

Известный экономист Станислав Михайлович Меньшиков, сын министра внешней торговли сталинской эпохи, вспоминал:

Долг был перед моим отцом, который после ухода на пенсию