Пария - Энтони Райан

пожарище, охватившее здание, стало результатом преднамеренного вандализма, остаётся предметом учёных догадок. Какой бы ни была правда, итогом стало почти полное уничтожение архива, который существовал, по меньшей мере, тысячу лет. Подпитываемые бесчисленными листами пергамента языки пламени, поглотившие крышу и всё внутри, полыхали ярко и жарко, тянулись в небо, словно мириады языков какого-то эфирного голодного духа. Для писаря это зрелище казалось уродливым – почти таким же уродливым, как трупы, усеивающие улицы. Для библиотекаря, разумеется, оно выглядело гораздо хуже.

Я увидел её стройную фигуру, окаймлённую пламенем, стоявшую слишком близко к пожару, но она, казалось, не обращала внимание на угольки, кишевшие вокруг, словно сердитые осы. Когда я подошёл, Беррин стояла, как статуя – неподвижный свидетель разрушения места, которое было для неё больше, чем работа, больше, чем дом.

Признаюсь, я думал тогда убить её, не видя ничего постыдного в том, чтобы рубануть по беззащитной женщине, пока она даже не обернулась. Но не убил. «Все прирождённые убийцы – разбойники, но не все разбойники – прирождённые убийцы». Слова Декина из давнего прошлого. Пускай он давно умер и был дураком, которого предали, но моё сердце он знал безошибочно.

Поэтому, вместо того, чтобы перерубить ей шею мечом, я кашлянул и желчно проговорил:

– «Ульфнир падёт, чтобы воспрял Аскар».

Тогда она наконец повернулась, и её лицо оказалось таким же напряжённым, как и тело. Слёзы проложили бледные каналы на саже, покрывавшей её щёки, но казалось, что сейчас она уже выплакалась насухо. Глаза, смотревшие на меня, нельзя было в полной мере назвать глазами сумасшедшей, но и безупречно здоровыми их было не назвать. Вина и ненависть придают глазам особенный блеск, и в её взгляде я видел и то, и другое. Хотя сомневаюсь, что это была ненависть ко мне.

– Его проложили, когда город бы юн, – сказала она. В голосе слышалось тревожное спокойствие, и слова лились из горла без какой-либо хрипотцы от дыма. – Когда это место почтили статуями альтваров. Где ещё лучше устроить путь для побега, если он когда-нибудь потребуется?

– Побега? – Я горько усмехнулся и увидел, как её лицо передёрнуло от такой жестокости. Мне было плевать. Я не собирался её убивать, но и щадить – тоже. – Больше никто не знал, так ведь? – спросил я, перекрикивая рёв пламени. – Только ты со своим уникальным знанием этой библиотеки и её многочисленных тайн. Только ты могла раскопать такое бесценное сокровище. Ты, наверное, чувствовала себя такой особенной. Что тильвальд пообещал тебе в обмен на ключ к этому порту?

Ответом мне был только ясный, немигающий взгляд, но я и без того знал.

– Все они стали бы твоими, так? – Я ткнул пальцем в сторону почерневшей оболочки библиотеки. – Все книги. Никаких больше старших библиотекарей, которые вечно путаются под ногами. Это было бы твоё королевство. И глянь-ка на него теперь.

Она продолжала таращиться на меня, так что я бросился к ней, схватил за плечи и заставил обернуться на инферно.

– Смотри!

– Пожалуйста… – стройная фигурка Беррин содрогнулась в моих руках, в голосе наконец-то послышались эмоции, она колебалась, и отчаянная мольба окрасила слова, которые она выдохнула: – Пожалуйста… убей меня… Элвин.

Гнев уже покинул меня, а оглушительный грохот обрушивающихся балок библиотеки и очередная смена ветра напомнили мне, что моё время в этом месте на исходе. Я отпустил её и отошёл, а потом остановился. Не знаю, почему я сказал следующие слова – может из-за старого змея сентиментальности, или от обязательств, рождённых недавней близостью.

– Мы захватили несколько кораблей, – проворчал я. – Если хочешь, место на борту для тебя найдётся. – Я снова усмехнулся, на этот раз скорее насмешливо, чем жестоко. – В южных землях ещё полно книг.

Мне нравится думать, что на лице Беррин мелькнула признательность, прежде чем она опустила голову, но возможно это была всего лишь игра отсветов огня.

– С чего ты взял, что у меня есть выбор, куда идти? – спросила она. Потом сунула руку за воротник и достала маленький талисман на кожаном шнурке. Меня поразило не то, что это был ещё один серебряный узел, а то, что он мерцал ярко-жёлтым свечением, и это было очень тревожно.

– Он зовёт меня, – сказала она. – И тебя, Элвин.

От внезапной вспышки тепла на моей груди я потянулся за своим талисманом. Вытащив его, я увидел, что он тоже начал светиться. Не так ярко, как у Беррин, и цвет был скорее красным, чем жёлтым. В другое время такое чудо заворожило бы меня, заставило бы мой вечно любопытный разум остаться и требовать ответов. Но в тот миг я чувствовал лишь отвращение от совершенной невозможности этого.

– Похоже, ты ему нравишься, – заметила Беррин. – Но ещё, видимо, ты его рассердил. Что ты сделал?

«Убил одного из его волков», подумал я, не понимая, как узнал это, но всё же полностью был в этом уверен. Я попятился, и серебряный узел с каждым шагом пульсировал всё ярче.

– Придётся заплатить свою цену, – предупредила Беррин. – Но ты выживешь, и его награда будет огромной, если останешься. В конце концов, что тебе этот юг?

Она уже кричала, хриплым увещевательным голосом, таким непохожим на её собственный, и я раздумывал, действительно ли это она говорит. От этих мыслей мой страх взмыл на новые высоты, и стремление выжить с непримиримой силой заявило о себе. Я последний раз взглянул на её строгое требовательное лицо, бросил к её ногам серебряный узел, развернулся и побежал.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

– Она умирает?

Глаза Эвадины были закрыты, а кожа бледная, как у мраморной статуи. Просящий Делрик перевязал её торс бинтами и влил в горло кучу разных медицинских настоев, но ни один из них не вызвал ничего значительнее слабого стона с её губ. Делрик менял бинты каждые несколько часов, но кровь на них с каждым разом казалась всё более тёмной.

Он не дал мне никакого ответа на вопрос помимо краткого сердитого взгляда, который отразился и на лицах Суэйна и Уилхема. Ясно было, что они, как и вся рота Ковенанта, не желали сталкиваться с тем, что всё сильнее казалось страшной неизбежностью.

Эвадину положили под навесом на корме нашего украденного у аскарлийцев длинного корабля. Видимо, их корабелы не утруждались такими удобствами, как каюты, и потому укрытие на палубе состряпали такое, какое только