Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

понравились манеры его жены. Было приятно видеть, что она полностью подчиняет себе своего красивого старого мужа. У них были прекрасные дети, и однажды его мальчик, лет тринадцати или около того, катался верхом и играл в джереде, когда Абдаллах-паша приказал жителям окрестностей сделать это для генерала Паркера. Я никогда не видел такого прекрасного представления. Мы со старым генералом были очень взволнованы, и он попробовал это сделать, к большому удовольствию шейха эль-Беледа. Некоторые молодые англичане вели себя довольно высокомерно, но отказались садиться на лошадей и попробовать бросить мяч. Шейх, молодой Хассан, а затем старый Мустафа кружили вокруг, как прекрасные ястребы, и ловили брошенные в них пальмовые ветви, когда они проносились мимо. Это было великолепно, и лошади были хороши, хотя сёдла и уздечки были из лохмотьев и кусков верёвки, а люди — просто оборванцами. Чуть ниже Фив я остановился и пошёл вглубь страны в Кус, чтобы посмотреть на благородную старую мечеть, которая разрушалась. Там никогда не было англичан, и на базаре нас окружила толпа. Мгновенно пятеро или шестеро высоких парней с длинными палками взяли на себя роль нашей охраны и отгоняли людей, которые остальные были совершенно вежливы и просто любопытствовали, глядя на такой странный «гарем», а когда мы выехали из города, растворились так же тихо, как и появились, не сказав ни слова. Я дал около десяти пенсов на покупку масла, так как сейчас Рамадан и мечеть должна быть освещена, и старый служитель мечети любезно пообещал мне, что в Судный день я получу по заслугам, так как я был одним из тех назореев, о которых пророк Мухаммед сказал, что они не горды и желают добра мусульманам. Паша конфисковал все земли, принадлежавшие мечети, и выделил 300 пиастров — не 2 фунта в месяц — на все расходы; конечно, благородное старое здание с красивой резьбой и арабесками должно было разрушиться. Рядом с ним была мечеть поменьше, где, по его словам, в древности жили незамужние сорок девушек и читали Коран — по сути, мусульманские монахини. Я собираюсь спросить у алима, к которому у меня есть письмо от Мустафы, об этой аномалии.

Где-то над Беллианехом Омар попросил разрешения остановить лодку, так как к нам обратился великий шейх, и если бы мы ослушались, то неизбежно случилось бы что-то ужасное. Поэтому мы остановились, и Омар сказал: «Пойдёмте и посмотрим на шейха, мэм». Я отошла и вскоре увидела около тридцати человек, включая всех моих людей, сидящих на земле вокруг святого Симеона Столпника — без колонны. Отвратительный старик, похожий на Полифема, совершенно голый, с кожей носорога, потрескавшейся от непогоды, сидел там день и ночь, лето и зиму, неподвижно в течение двадцати лет. Он никогда не молится, никогда не умывается, не соблюдает Рамадан, но всё же он святой. Конечно, я ожидал, что такой человек от души меня проклянет, но он был рад моему визиту, попросил меня сесть, приказал своему слуге принести мне сахарный тростник, спросил, как меня зовут, и пытался повторить моё имя снова и снова, был очень разговорчив, полон шуток и комплиментов и не обращал внимания ни на кого другого. Омар и моя команда улыбались и кивали, и все они от всего сердца меня поздравляли. Такое внимание доказывает, что я хорош (ведь шейх знает все мысли людей), и за этим наверняка последует удача. Наконец Омар предложил прочитать «Фатиху», к чему присоединились все, кроме шейха, которому, казалось, было скучно от этого перерыва, и он попросил нас не уходить так скоро, если только я не спешу. Подошла группа бедуинов на верблюдах с подарками для святого человека, но он не обратил на них внимания и продолжал расспрашивать Омара обо мне и отвечать на мои вопросы. Что меня поразило, так это полное отсутствие в старике какого-либо ханжества, он был вполне мирским и весёлым. Полагаю, он знал, что его положение надёжно, и считал, что его грязь и нагота доказывают его святость. Затем Омар снова прочитал «Фатиху», и мы встали и дали слугам несколько фоддов — святой не обращает внимания на эту часть церемонии, — но он попросил меня прислать ему на ужин риса в два раза больше, чем помещается в моей ладони, — это была такая честь, что по всему залу прокатился одобрительный ропот. Я спросил Омара, как человек может быть святым, если он пренебрегает всеми обязанностями мусульманина, и обнаружил, что он искренне верит в то, что Шейх Селием может быть в двух местах одновременно: пока он сидит на берегу, он находится в Мекке, выполняет все священные обряды и одет во всё зелёное. — Многие люди видели его там, мэм, это правда.

Из Беллианеха мы ехали на вьючных ослах без уздечек в Абидос, шесть миль по самым красивым полям, которые я когда-либо видел. Отсутствие сорняков и болезней — это чудесно, а зелень Египта, где она есть, заставила бы английскую зелень показаться чёрной. Прекрасный скот, овцы и верблюды ели вкусный клевер, а их хозяева жили там в тростниковых хижинах, пока росли посевы. Такая прекрасная картина, полная сладости и изобилия. Мы поели хлеба и фиников в храме Осириса, а по дороге домой женщина предложила нам буйволиное молоко, которое мы пили тёплым из огромного глиняного кувшина, в котором его доили. В Гиргехе я не застал своего бывшего друга Мишреги, но его слуги рассказали о моём приезде его друзьям, и вскоре в лодке собралось около семи или восьми больших чёрных тюрбанов. Милый маленький мальчик-копт пришёл со своим отцом и попросил «китааб» (книгу), чтобы писать в ней, поэтому я сделал ему книгу из бумаги и обложки моей старой записной книжки и дал ему карандаш. Я также решил показать ему картинки в книге, что было такой чудесной новинкой, что он захотел пойти со мной в мой город «Белед Инглиз», где было больше таких книг.

Сиут,

9 марта.

Я нашла здесь письма от Алика, в которых он сообщает мне о смерти дорогого лорда Лэнсдауна. Конечно, я знаю, что его время пришло, но мысль о том, что я больше никогда не увижу его лица, что вся его доброта и любовь ушли из моей жизни, — это тяжёлый удар. Ни один друг не мог бы оставить после себя такую пустоту, как этот старый и верный друг, хотя смерть молодых могла бы быть более трагичной; но, кажется, с ним в могилу ушло так много всего. Многие