Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

Разве естественно – чтобы уделом подобных людей было счастье? Не гораздо ли естественнее, чтоб они составляли несчастье как свое собственное, так и всех, с ними связанных? Не очевидно ли, что среди нас имеется большое число несчастий, которые являются прямым результатом дурного поведения и не должны быть отделяемы от него? Существует мнение, которое всегда было более или менее распространено, но которое в настоящее время выражается с особенной энергией, – что всякое общественное зло может быть удалено и что удаление его составляет чью-то непременную обязанность. Но и то, и другое предположение совсем неверны. Стараться отделить страдание от дурного поведения – значит идти против самого существа вещей и подготавливать этим еще худшие беды. Спасая людей от естественной кары за порочную жизнь, мы тем самым вызываем необходимость подвергать их искусственным наказаниям в виде одиночного заключения, каторги, телесного наказания и т. п. Я полагаю, что следующее изречение, с которым и религия, и знание вполне согласны между собою, является в высшей степени авторитетным; оно гласит: «кто не хочет работать, тот не должен есть». Это ни более, ни менее как христианское выражение того мирового закона природы, при действии которого только жизнь и могла подняться на ее настоящую высоту, – закона, на основании которого тот, кто не обладает достаточной энергией, чтобы найти себе средства к жизни, обречен на смерть; вся разница только в том, что в одном случае закон предписывается искусственно, в другом – он является естественной необходимостью. Тем не менее, однако, этот особенный догмат своей религии, который находит себе такое очевидное подтверждение и в науке, христиане, кажется, менее чем кто-либо склонны признавать. Ходячее мнение таково, что будто бы среди нас совсем не должно быть страдания и бедности и что если они существуют, то в этом виновато общество.

Но разве мы можем считать себя безответственными даже в тех случаях, когда страдают люди порочные?

Если слово мы, кроме нас самих, распространить еще на наших предков и в особенности на предшествовавших нам законодателей, то ответственности этой отрицать нельзя. Я признаю, что все лица, которые первоначально создали или впоследствии подвергали изменениям, или, наконец, приводили в исполнение старый закон о бедных[19] (Poor-Law), вполне ответственны за порожденную им массу ужасающей безнравственности, для искоренения которой понадобится, конечно, не одно поколение, а гораздо более. Я допускаю также, по крайней мере отчасти, и ответственность недавних и современных законодателей за введение таких постановлений, благодаря которым у нас образовался целый класс бродяг, кочующих из одного рабочего союза в другой. Я признаю этих законодателей ответственными и за то, что среди нас состав преступников постоянно пополняется вследствие того, что после отбытия наказания они возвращаются в общество при таких условиях, которые почти побуждают их к совершению новых преступлений. Кроме того, я признаю, что не лишены своей доли ответственности и филантропы, которые, оказывая помощь детям людей порочных, тем самым наносят ущерб детям честных родителей, увеличивая лежащую на последних тяжесть местных налогов. Наконец, я допускаю даже, что толпы этих ни на что не годных людей, которые кормятся и размножаются на частные и общественные средства, терпят, благодаря оказываемым им разным вредным средствам помощи, гораздо больше, чем терпели бы, если бы этой помощи совсем не было. Но разве такого рода ответственность обыкновенно подразумевают? Я думаю, что нет.

Но, оставив в стороне вопрос о какой бы то ни было ответственности и обращаясь к рассмотрению самого зла, что скажем мы о способах его излечения? Начну с факта.

Мой покойный дядя, достопочтенный Томас Спенсер, в течение двадцати пяти лет состоял священником в Гинтон-Чартергаузе, близ Бата. Лишь только он вступил в отправление своих пастырских обязанностей, как весь отдался заботам о благосостоянии бедных своего прихода, завел для них школу, читальню, организовал снабжение их одеждой, наделение земельными участками и выстроил для них несколько образцовых коттеджей. До 1833 г. он был явным покровителем всех нищих, которые жили на счет прихода, и почти всегда принимал их сторону в делах с приходским попечителем. Но в этом году был предпринят пересмотр старого закона о бедных (Poor-Law), и парламентские прения по этому поводу произвели сильное впечатление на моего дядю, показав ему весь вред господствовавшей тогда системы. Горячий филантроп, он, однако, не был робким сентименталистом, поэтому лишь только новый закон вошел в силу, дядя приступил к немедленному и полному применению его в своем приходе. Но тут он встретил почти всеобщую оппозицию: не только неимущие выступили против него, но даже и фермеры, на которых до тех пор лежала главная тяжесть весьма значительного налога на содержание бедных. Странно сказать, интересы фермеров, по-видимому, считались ими тождественными с поддержанием системы, которая налагала на них такую большую тяжесть. Это объясняется укоренившимся обычаем, в силу которого рабочие на фермах получали часть платы за свой труд от общества, из суммы, для образования которой существовал особый налог; получали так называемую дополнительную рабочую плату (make-wages). И хотя фермеры участвовали больше всех в платеже налога для образования фонда, из которого выплачивались make-wages, но так как налог в то же время был распределен и между остальными плательщиками податей, то казалось, что фермеры как будто бы были в выигрыше при существовании этой системы. Дядю, однако, нелегко было заставить отказаться от осуществления начатого дела; он с энергией выдерживал оппозицию, пока, наконец, новый закон не был применен. В результате оказалось, что по истечении двух лет ежегодные налоги в пользу бедных прихода с 700 ф. ст. уменьшились до 200 ф. ст.; вместе с этим благосостояние прихода значительно возросло. Лица, до этих пор шатавшиеся праздно по улицам или толпившиеся у дверей пивных, теперь должны были заняться каким-нибудь делом, и один за другим получили работу, так что из восьмисот человек, составлявших население прихода, только пятнадцать оказались неспособными к труду и были помещены в богадельню Батского Союза (тотчас же, как только тот возник); между тем, как прежде, ежегодно около ста человек получали на руки вспомоществование от прихода. Когда дядя мой, спустя несколько лет, получил от своих прихожан в подарок телескоп, стоимостью в 20 ф. ст., то было бы ошибочно думать, что этот подарок был изъявлением признательности только со стороны плательщиков податей. Такому предположению вполне противоречит уже то обстоятельство, что когда дядя, еще несколько лет спустя, умер вследствие чрезмерных трудов своих на пользу благосостояния своих прихожан, провожавшая его в Гинтон