Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

Как указывает Овери, Советский Союз также распространялся на всю Северную и Центральную Азию. Во время военного кризиса 1942 года в вооруженные силы были спешно призваны неподготовленные новобранцы из республик Центральной Азии.

Анатолий Козлов говорит об этом прямо: «Состав наших армий в период отступления вызывал крайнее беспокойство. Было правилом, чтобы как минимум две трети солдат были из России, Белоруссии или Украины. Только так можно было добиться боевой эффективности войск. Однако здесь мы, напротив, обнаружили, что большинство бойцов составляют представители центрально-азиатских республик со слабой подготовкой и низкой мотивацией участия в войне и вдобавок не понимающие многих основных русских слов. Мне дали полк татарских новобранцев. Они не могли говорить по-русски, у них не было ни оружия, ни техники, и они даже не представляли, как их использовать. Я попытался научить их стрелять из пулемета, но до чего сложной задачей это оказалось!»

Михаил Борисов вторит словам Козлова: «Отступая к Дону, я сталкивался с толпами узбеков. Они были медлительны и апатичны и выглядели абсолютно негодными для борьбы».

Дивизии, которыми усилили 62-ю армию в разгар Сталинградской битвы, были гораздо лучше подготовлены и вооружены, но многонациональность оставалась проблемой для защитников. Владимир Киселев, командир роты 13-й гвардейской дивизии, вспоминает: «Среди нас было много узбеков, они с трудом понимали русский. Ты их спрашиваешь, к примеру: из какой ты роты? И получаешь совершенно не имеющий отношения к вопросу ответ, да еще на ломаном русском, вроде такого: мы не ели ни крошки хлеба уже три дня».

Советская пропаганда невероятно гордилась, что защитники Дома Павлова, одной из твердынь Сталинграда, были представителями пятнадцати различных национальностей, но такое чувство сплоченности нередко забывалось при других обстоятельствах.

Боевая память

Ведя боевые действия, немцы всегда стремились создать психологический эффект, чтобы привести противника в ужас и парализовать его волю к борьбе. Фашистская тактика окружения сеяла страх в рядах врага, заставляя бойцов противника ощущать себя отрезанными от остальной армии и обреченными на уничтожение.

Боевой опыт армии представляет собой нечто вроде «коллективной памяти». Встречая бешеный напор немцев под Сталинградом, бойцы 62-й армии неминуемо вспоминали о более раннем болезненном поражении на Дону, когда большая часть армии была окружена и уничтожена. Русских мучил страх, что история повторится на берегах Волги.

С чисто тактической точки зрения шаблонное поведение немцев делало их действия предсказуемыми и увеличивало их уязвимость во время городских боев на сжатом пространстве улиц. Однако если посмотреть на моральное противоборство армий, то такая тактика давала немцам значительные преимущества. Мережко так рассказывает об этом: «Во время отступления в степи враг буквально играл с нами. В ночное время немцы направляли к нашим позициям хорошо вооруженных автоматчиков на мотоциклах. Они начинали стрелять со всех сторон, чтобы создать шум и заставить нас поверить, что мы окружены. Мы называли их ночными актерами. Но некоторая часть наших войск, когда видела вспышки ракет и слышала рядом непрерывную стрельбу, пугалась настолько, что в панике оставляла позиции».

Атмосфера страха держалась в течение всей битвы. С тяжелым чувством Мережко вспоминает настроения Красной Армии в середине ноября, когда ее истерзанные в боях остатки, окруженные в разрушенном городе, жались к Волге, готовясь к последней, страшной битве: «Больше всего мы боялись, что морозы сделают крепким лед на реке, и тогда немцы обойдут наши позиции сзади и окружат все наши войска. В этом случае у нас оставалось всего семь тысяч солдат. Чуйков специально выставил два бронепоста на двух крупнейших островах Волги – Зайцевском и Голодном – с тяжелыми и рунными пулеметами и противотанковыми ружьями, чтобы в случае чего попытаться остановить подобный маневр немцев. Но наши силы были крайне истощены: мы опасались, что немцы разобьют эти посты, окружат нас и мы будем полностью в их руках».

Противостоя столь явно превосходящему врагу, русские солдаты ждали момента, когда им удастся обрести истинного полководца. «Мы должны были снова научиться гордиться своей армией, – говорит Мережко. – И эта гордость могла быть вдохновлена только достойным военачальником».

Неумелое руководство и история о медвежьем капкане

Во время ужасного отступления к Сталинграду бойцы из последних сил старались не потерять надежду выжить. Они отчаянно нуждались в грамотных военачальниках и постоянно убеждались, что таких катастрофически недостает.

«Большинство наших командиров трусы, – писал тем летом молодой солдат Гудзовский. – Безусловно, мы можем прекратить бегство, мы можем удержать нашу землю. К черту отступление! Мне смертельно больно оставлять врагу места, где я вырос».

Когда генералы критиковали описанное Некрасовым отступление к Дону, а затем к Волге, порицая его за то, что он изображает «скорее оборванный отряд бандитов, чем героическую Советскую Армию», он возражал: «Вы не остались, чтобы увидеть это, вы удрали на восток на своих личных автомобилях».

С каждым новым боем все больше росли настроения истерии. Александр Фортов вспоминает: «В близлежащем колхозе мы взяли трактор, чтобы тянуть орудие. Но он сломался, и мы не могли его починить. Тогда я отправился искать руководителя нашего командного пункта, чтобы объяснить ситуацию, в которой мы оказались, и попросить помощи. Однако вместо нее на меня обрушился поток ругательств. Полковник назвал меня лжецом, обвинил в попытке бегства и грозился расстрелять. Я просто побелел от шока. Наконец, он сказал мне убираться обратно и чинить трактор, что было абсолютно невыполнимым приказом. Трактор можно было починить только в соответствующей ремонтной мастерской. Я вернулся и рассказал своим бойцам о происшедшем. Потом мы услышали звук мотора, к нам подъехал грузовик. Водитель вышел из кабины и отдал мне честь:

– Товарищ командир, в ваше распоряжение прибыл!

Очевидно, полковник смягчился».

Происшедшее с Фортовым не было единичным явлением. Красная Армия пребывала в коллапсе, и командиры больше не могли справляться с ситуацией. Один из отчетов НКВД прямо свидетельствует об этом: «Серьезные проблемы с командиром 23-го танкового корпуса полковником Хазиным: он абсолютно потерял авторитет из-за чрезвычайно пренебрежительного отношения к нижестоящим офицерам. Он постоянно угрожает им расстрелом и понижением. Его влияние очень негативно. Он довел офицера штаба корпуса полковника Волконского до состояния, когда тот готов был застрелиться. Он унижает личный состав абсолютно без причины».

Чуйков так описывал свои первые впечатления лета 1942 года: «По всему фронту чувствовалось отсутствие желания вести борьбу до конца, отсутствие упорства в боях. Казалось, будто каждый из низшего армейского командования был готов в любую минуту сделать очередной шаг к отступлению».

Генералы, которых встречал Чуйков, не имели понятия о реальной ситуации и отдавали непостижимые приказы. Когда Колпакчи,