Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

с именем татарского военачальника Мамая. Если же посмотреть кинохронику Сталинградского сражения, мы увидим на месте города руины, в которых, однако, каждое разрушенное строение превратилось в крепость, достойную битвы с татарами. Но нельзя забывать, что совсем незадолго до этого город был крайне уязвим для противника. Сталинград, распростершийся вдоль западного берега Волги, с его широкими улицами, проспектами и практически не защищенными окрестностями, выглядел беззащитным и словно приглашал немцев к вторжению.

Уязвимость города

Генерал Николай Крылов, начальник штаба 62-й армии, позднее писал: «Враг пошел на штурм города, предварительно овладев грядою отделяющих его от степи, господствующих над местностью высот. Город, растянувшийся вдоль Волги, лежал перед ними узкой полосой: нигде не шире трех километров, а во многих местах гораздо у́же. Насквозь простреливаемый, он пересекался к тому же прямыми, ведущими к волжским откосам улицами».

Но Крылов отмечал: «И тем не менее грозная ударная сила, нацеленная на то, чтобы с ходу, и не в одном месте, пробить эту узкую полосу города, смогла лишь врезаться в нее».

Создание хорошо укрепленной линии обороны среди городских руин стало ключевым фактором окончательного успеха Красной Армии. В начале битвы город, напротив, был крайне уязвим. Мережко вспоминает об этом: «Рельеф местности вокруг Сталинграда давал немцам громадные преимущества. Западные окрестности города значительно возвышались над его восточной частью, поэтому враг со своих позиций мог легко обозревать нашу линию обороны, причем не только передовую, но даже заглядывать в глубь позиций. Кроме того, речные притоки, впадавшие в Волгу с возвышенностей, открывали широкие тактические возможности для противника: там могли укрыться их танки и пехота».

Когда немецкие войска пробились к Рынку 23 августа 1942-го, это также создало им дополнительные тактические преимущества: гитлеровцы получили возможность вести прямой артиллерийский огонь по городу. Мережко так описывает эффект от происшедшего: «Наш солдатский телеграф работал довольно точно, и мы быстро узнали, что немцы достигли этой возвышенности на Волге и отбросили наших ребят. Мы контратаковали снова и снова, но наши попытки ни к чему не приводили. Немцы сумели удержать высоту до самого конца битвы. Наши огневые позиции располагались гораздо ниже, и это позволяло врагам палить по нам, как по уткам на озере».

Герберт Селле вспоминает: «Когда наши танки заняли высоту в пригороде рынка, недооценивая крутые западные берега Волги, то целая армия была полна надежд и предвкушений. После решительной победы на Дону происшедшее казалось нам веским аргументом, чтобы полагать, что Сталинград падет без особой борьбы и что серьезное сопротивление русских начнется только на восточном берегу Волги».

Значение удержания господствующей высоты в Сталинграде – и тактическое, и психологическое – в полной мере проявилось в борьбе за Мамаев курган, холм в центре города. Его широкие откосы были покрыты парковыми деревьями, а на его вершине располагались городские водонапорные башни. Обе стороны сражались за овладение курганом, не жалея себя. Для русских борьба за Мамаев курган приняла почти сакральное значение. Они верили: если потеряют курган, то потеряют и Сталинград.

К началу битвы за эту высоту немцы в полной мере господствовали в воздухе. Они проводили крайне интенсивные бомбардировки кургана. Мережко вспоминает: «Форма холма буквально каждую минуту изменялась перед нашими глазами». Это было противоборство, как признавал Чуйков, которое даже посреди ужасных сталинградских боев поражало своей жестокостью и бескомпромиссностью. Командарм вспоминает слова, ставшие священной клятвой защитников города: «Мы решили: мы удержимся на Мамаевом кургане, что бы ни случилось».

Линии обороны

Самым необычным в Сталинградской битве для военной практики было то, что она проходила в пределах главного городского центра. Почему так произошло? Надо сказать, что традиционно русские города были защищены серией дуговых линий обороны. Сталинград был окружен четырьмя линиями обороны, но они не представляли собой серьезного препятствия для немцев. Мережко комментирует это следующим образом: «Ставка издала приказ о создании четырех линий обороны для защиты города: внешняя линия протяженностью четыреста километров, средняя линия (сто пятьдесят километров), внутренняя (семьдесят километров) и городская линия. В возведении укреплений принимали участие полевые инженеры и местное население, но к моменту столкновения с врагом они были готовы процентов на тридцать».

Ситуация складывалась далеко не в пользу русских. «Мы пытались использовать естественные препятствия, – вспоминает Анатолий Козлов, – реки, лощины и овраги – и дорабатывали их. Но мы все еще рыли, когда подошли немцы. К этому моменту на наших позициях было установлено слишком мало тяжелых орудий и артиллерии. Огневой мощи было явно недостаточно».

Тамара Калмыкова, офицер связи 64-й армии, также отмечает плачевное состояние сталинградских оборонительных сооружений летом 1942 года: «Порою говорят, что в Сталинграде были сооружены прочные защитные сооружения, однако на самом деле многие наши траншеи и доты не были завершены в полной мере, когда немцы подступали к городу. Старики и даже дети работали почти восемнадцать часов в сутки под постоянной бомбежкой в последней отчаянной попытке подготовить их».

Сталин отдал приказ готовить линии обороны на много месяцев раньше, в декабре 1941-го, но когда летом следующего года немцы продвигались к Дону, инспекция Красной Армии выявила, что «оборонные сооружения по периметру Сталинграда были уничтожены весенним половодьем». Поступили поспешные инструкции перестроить их, но, несмотря на невероятные усилия местного населения, это оказалось невозможным. Крылов признавал, что амбициозная система защиты города, разработанная в 1941-м, определяла границы линий обороны слишком далеко на западе, и, как результат, запоздалое возобновление фортификационного строительства в июле 1942-го не могло остановить немцев.

Тамара Кузнецова была одной из тех, кто рыл траншеи и строил блиндажи. «Многие из нас верили, что город не будет взят, – рассказывает она. – Но меры по подготовке обороны были предприняты слишком поздно. Мы закончили маскировать огневые позиции лишь к 25 августа, через два дня после того, как немцы начали бомбить Сталинград, и только после этого нам разрешили вернуться в свои дома. Наша эвакуация не была продумана, и мы остались в городе, словно в ловушке».

Мережко смотрит критически и на концепцию обороны в целом: «Идея разместить внешние линии обороны у самого Дона не выглядит исполнимой. Необходимые полевые инженерные работы не были проведены, и в нашем распоряжении не оказалось последовательной системы обороны. Кроме того, тем летом почти не было дождей, и Дон серьезно обмелел, его ширина стала немногим более двухсот метров, что не могло стать серьезным препятствием для наступления врага. Как только немцы достигли высокого западного берега, они смогли увидеть, насколько незаконченными были наши оборонные сооружения».

Несмотря на то что отдельные пункты и участки местности были надежно укреплены