Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

мирных жителей собрались для эвакуации через реку. Среди них не было солдат, и они не представляли собой сколь-либо значимую военную цель. Это были старики, женщины и дети, некоторые из них были ранены. Фашистские самолеты возникли прямо над головами у этих беззащитных людей и открыли по ним огонь из тяжелых пулеметов. Я не могу передать, какую ненависть мы ощущали к этим садистам. Мы поклялись, что отомстим за все: за кровь, которую они пролили, за разорение, которое они принесли, за то, что в течение всего нескольких дней они почти полностью уничтожили город».

Впоследствии эта ненависть стала источником, откуда черпали силы защитники Сталинграда. Но в августе 1942-го даже в штабе Сталинградского фронта царило ощущение мрачной безнадежности. Гамлет Даллакян вспоминает, что все жили одним днем, но даже в столь непереносимых условиях на помощь приходило чувство юмора: «Мы спасались, пытаясь шутить, несмотря на совершенно безнадежную ситуацию. Нам нравился наш командующий фронтом Еременко, солдатский генерал, у которого всегда находилось время для нас. Приходя в бункер, где размещался КП фронта, он разговаривал с нами, как с равными. А член Военного совета Хрущев смотрел мимо нас, как если бы нас не было. После наших собраний нам приходилось пересекать небольшой дворик, чтобы дойти до туалета. Однажды получилось так, что Еременко шел в туалет, он был ранен в ногу, поэтому не мог передвигаться быстро. Вдруг позади него оказался Хрущев. Никита Сергеевич поднажал и проскочил в туалет первым. Мы после этого шутили: «Что может быть хуже, чем спешно отступать по степи, когда немцы дышат в спину? Спешить в туалет, если следом за тобой к нему движется Никита Хрущев!»

Именно Хрущев в 1963 году переименовал Сталинград в Волгоград в связи со своей политикой развенчания культа личности Сталина. Вполне понятно, что у большинства ветеранов это переименование вызвало негативную реакцию, но особенно их возмутило то, что Хрущев сделал акцент на собственной роли в обороне города.

Немцы все сильнее бомбили Сталинград несколько последующих дней. Недавно обнародованные документы раскрывают, какие меры администрация города предпринимала, чтобы удержать ситуацию. Было приказано заминировать ключевые здания, заводы и сооружения в пределах города. Эти специальные меры предпринимались «на случай, если враг оккупирует Сталинград». 25 августа, когда стало ясно, что интенсивность немецких воздушных атак не снижается, город был признан находящимся в состоянии блокады, и полковник НКВД Сараев был назначен начальником Сталинградского гарнизона с полномочиями расстреливать на месте любого, замеченного в расхищении общественной собственности.

Отчет НКВД о бомбардировках показывает, что в целом городе перестали функционировать системы водоснабжения, электроснабжения, были разрушены телефонные коммуникации, горели вокзал и паромная переправа. Возникали опасения, что начнется голод: многие городские хлебозаводы стали целью немцев. Впервые обсуждались меры полномасштабной эвакуации. 26 августа прозвучало обращение Сталинградского городского комитета обороны к населению города, взывавшее к памяти жителей об обороне Царицына в 1918 году:

«Товарищи сталинградцы! Остервенелые банды врага подкатились к стенам нашего родного города. Снова, как и 24 года назад, наш город переживает тяжелые дни…»

В последующих словах звучал спонтанный, искренний и, как выяснилось впоследствии, пророческий призыв: «Не отдадим родного города, родного дома, родной семьи. Покроем все улицы города непроходимыми баррикадами. Сделаем каждый дом, каждый квартал, каждую улицу неприступной крепостью».

В этом храбром вызове произрастали семена будущего успешного сопротивления Сталинграда. Однако сталинградские оборонные сооружения оставались по-прежнему совершенно непригодными. Чуйков отмечал, что городские «баррикады» можно было легко отодвинуть в сторону грузовиком. Ситуация ухудшалась с каждым днем до того, как выражение «неприступный Сталинград» стало реальностью.

В тот же день, когда звучало обращение, Александр Воронин, глава сталинградского НКВД, писал Лаврентию Берия, откровенно говоря, что возможно возникновение ситуации, когда жители города перестанут подчиняться законам и приказам: «За последние два дня бомбардировок все основные жилищные комплексы в городе разрушены или сожжены, большинство заводов не могут полноценно функционировать, большинство цехов уничтожено… В городе приобретают широкое распространение грабежи. Пятеро зачинщиков были расстреляны на месте. Руководство и оперативный штаб НКВД пытаются сохранить порядок».

Массовая паника

28 августа 1942 года произошло событие, которое впоследствии замалчивалось всеми послевоенными советскими историками: массовое бегство из города. Сергею Захарову как раз в том месяце довелось лежать в сталинградском госпитале имени Ленина. И вот что ему запомнилось: «Были предприняты весьма серьезные меры, чтобы госпиталь продолжал функционировать, несмотря на бомбежки. Но через некоторое время, 28 августа, случилось нечто невероятное. Мне пришлось встать, чтобы найти дежурного медика, но нигде не было ни медсестер, ни кого-либо другого из медперсонала. К нам вышел руководитель госпиталя. «Мне очень жаль, – сказал он. – Моих подчиненных здесь нет, все сбежали отсюда».

Мы начали понимать причину шума за стенами госпиталя, и каждый, кто мог ходить, поспешил к окнам. Перед нами предстала картина неописуемой неразберихи: люди на улицах были в панике, казалось, что весь город охвачен какой-то коллективной истерией. Люди грабили магазины и здания. Каждый кричал, спрашивая у других: «Какие новости?» Затем все чаще стали раздаваться фразы: «В городе никого не осталось», «Гражданские власти уже сбежали!» и, наконец, самая страшная: «Идут немцы!»

Мы следили за драматическими событиями, разворачивавшимися внизу. Люди бегали туда-сюда, кричали и плакали. Обстановка накалялась, и вдруг каждый начал спасаться бегством, используя любой транспорт, какой он мог найти. Мне запомнилась лошадь, тащившая вдоль улицы телегу, в которой сидела целая семья с узелками пожитков. Все бежали из Сталинграда! В палату поднялся офицер из моего полка. Он сказал: «Мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда. Город оставляют».

Мы собрались вместе все, кто мог хоть как-то передвигаться. Лишь около сотни из нас осталось в госпитале. Мы пошли вдоль улицы по направлению к Волге. Вдруг в небе появилась группа немецких самолетов – может быть, пятнадцать или двадцать. Они подлетели прямо к госпиталю и долго его бомбили. Все оставшиеся там пациенты наверняка погибли. Мы ушли как раз вовремя.

Тогда мы все сразу замолкли. Нас охватили отчаяние, злость, горечь. Мы знали, что сможем попробовать перебраться через Волгу только ночью, поэтому Алексей, наш командир, сказал нам: «Ребята, раздобывайте продовольствие!» Нам показалось неправильным искать еду в недавно покинутых мирными жителями домах и квартирах, и мы брали ее в магазинах – они оставались открытыми и были полны продовольствием: сладостями, медом, сосисками. Затем мы вернулись к речному берегу.

Пока мы ждали, ко второй половине дня до нас стали доходить новости, характер которых говорил о многом. Рабочие Тракторного завода провели чрезвычайное собрание и решили не оставлять Сталинград и, вопреки всему, продолжить производство танков.