Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

отступающей 62-й армии был уничтожен немцами в жестоких боях на окраинах города, связь с соседними армиями оказалась разорванной. Всему личному составу фронтового КП было приказано переместиться на восточный берег Волги.

13 сентября, когда Чуйков прибыл в город, чтобы принять командование, Воронин, глава сталинградского НКВД, писал в Москву заместителю Берия Абакумову: «Имея ваши указания не предпринимать каких-либо специальных мер, независимо от обстоятельств, мне хотелось бы получить инструкции, как действовать в случае, если Красная Армия оставит город».

В столь отчаянной ситуации Чуйкову и пришлось начинать свою деятельность в качестве командующего 62-й армией.

Дилемма

Принимая командование, Чуйков сразу столкнулся с дилеммой. Командир танкового корпуса его армии, не получив разрешения, снял командный пункт с высоты 107,5 и перенес его на самый берег Волги. Как было отреагировать на это? Перед Чуйковым стояла сложная задача, решение которой предопределяло характер дальнейших взаимоотношений в огне битвы между командующим и его людьми. Чуйков рисковал тем, что после суровых мер армия могла отвернуться от него, однако проявить жесткость выглядело заманчивым: наказание провинившегося офицера по всей строгости закона послужило бы примером для остальных. В конце концов, командир корпуса без команды отступил в период, когда уже действовал приказ «Ни шагу назад!», а Чуйкову было необходимо срочно стабилизировать дисциплину. Изрядная часть состава 62-й армии находила различные предлоги, чтобы оказаться на другом берегу Волги. Решительные меры были необходимы, но они вели к серьезному риску.

Чуйков осознавал, насколько упал моральный дух вверенной ему армии. Тот же командир танкового корпуса сделал все от него зависящее, чтобы восстановить связь с командованием армии, когда его командный пункт на прежнем месте оказался под плотным артиллерийским огнем. Во многих частях не хватало людей и боевой техники. Под непрекращающимися немецкими авианалетами армия отступала к выжженным руинам города.

Чуйков раздумывал, как поступить, а в это время большая часть 62-й армии ощущала себя брошенной на произвол судьбы бесчувственным Верховным командованием. Александр Фортов и остатки его 112-й дивизии подвергались бомбежкам столь часто, что у солдат возникало ощущение, «будто немцы проложили дорогу над их головами». 13 сентября дивизия находилась на Мамаевом кургане в окопах, от которых оставалось всего несколько сотен метров до КП Чуйкова. «Когда мы прибыли в Сталинград, все было в огне, – рассказывает Фортов. – Мы были усталыми и голодными, но нас не ждали полевые кухни. Мы раздобыли кусок конины и стали варить из него суп. Нам было ясно, что в городе не создано должных оборонных сооружений: баррикады были смехотворными и не давали почти никакой защиты».

Последняя вещь, о которой Фортову и его людям хотелось бы услышать, это то, что новый командующий вводит драконовскую дисциплину. Фортов вспоминает: «Мы держались на Мамаевом кургане около недели и ощущали себя абсолютно потерянными. Наш дух невероятно упал. Мы не получали какого-либо обеспечения, и нам не хватало воды в условиях, когда каждый изнемогал от жары. Нам не выдавали новых снарядов, и всем было ясно, что в городе крайне мало войск. Когда мы услышали о прибытии Чуйкова на Мамаев курган, я послал солдата к его командному пункту. Этот солдат прибежал обратно и рассказал нам: «Я видел нашего нового генерала, расхаживавшего вокруг его убежища и размахивавшего палочкой [Чуйков пользовался тростью после автомобильной катастрофы, происшедшей ранее этим летом]. Неужели он собирается погнать нас в битву, как лошадей в упряжке?»

Перед Чуйковым стояла угроза быть непонятым армией, и он выбрал альтернативный вариант, проявив сочувствие к командиру танкового корпуса и простив его проступок, понимая, что тот сделал все от него зависящее в создавшихся обстоятельствах. Поступив так, Чуйков вызвал симпатию у солдат, однако происшедшее создавало опасный прецедент, который мог подвигнуть остальных офицеров под немецким натиском оставить город и отступить к дальнему берегу Волги. А если так поступят офицеры, то что заставит рядовых солдат оставаться в Сталинграде?

Чуйков столкнулся с почти неразрешимой дилеммой. Принимая окончательное решение, он видел напряжение на КП и волнение армейского штаба в ожидании действий нового командующего. В своих мемуарах Чуйков описывает, как он вызвал провинившегося генерала в свой блиндаж, приказал всем присутствующим оставаться на месте и спросил его:

«Как вы, советский генерал, будучи начальником боевого участка, будете смотреть на то, что ваши подчиненные командиры и штабы отойдут без вашего разрешения в тыл?»

На вопрос не последовало ответа. Чуйков предупредил, что повторение подобного в следующий раз он будет расценивать как дезертирство с поля боя, и приказал генералу вернуть командный пункт на исходную позицию.

Такое изложение событий выглядит слегка приглаженным: советские мемуары нередко грешат некоторой художественной переработкой событий, опускающей естественные человеческие переживания. Мережко вспоминает, сколь напряженной и мрачной была атмосфера в убежище в тот момент: никто не знал, чего ждать от нового командующего, а генералу хотелось оправдаться. Вокруг раздавались разрывы бомб, создавая ощущение, что враг приближается.

«Это был критический момент, – вспоминает Мережко. – Чуйков неожиданно указал на карту города и властно заговорил:

– Здесь мой КП, на этой стороне реки, в восьмистах метрах от немцев. Здесь позиция, которую займете вы – в пятистах метрах от немцев».

После этого каждый, включая провинившегося генерала, вдруг почувствовал, что их всех связывает общая борьба. Атмосфера изменилась, и каждый ощутил, до чего важно, чтобы армия встала с колен и смогла противостоять врагу.

«Чуйков обладал той внутренней силой, которая была необходима командующему в Сталинграде, – добавляет Мережко. – Он руководил, вдохновляя бойцов собственным примером, и это многое определяло. Содержание его разговора с провинившимся генералом быстро разошлось по армии».

Сын века. Военная карьера Василия Чуйкова

Василий Чуйков родился 12 февраля 1900 года в большой крестьянской семье в Тульской области. Он был восьмым из двенадцати детей и пятым из восьми сыновей. Все мальчики впоследствии стали солдатами, старшие из них, включая Василия, успели повоевать на Гражданской войне, а младший, Федор, служил в штабе 62-й армии в Сталинграде. Отец Василия, Иван, отличался физической силой: будучи искусным борцом и боксером, он зимой организовывал соревнования среди жителей окрестных деревень – кулачный бой стенка на стенку на льду замерзшей реки. Василий унаследовал стойкость и силу своего отца. Пожалуй, можно назвать пророческим отдаленное сходство жестоких уличных боев у берегов замерзшей Волги с кулачными боями на речном льду, в которых принимал участие его отец. К тому же Василий Чуйков унаследовал взрывной характер своего отца.

Его мать, Елизавета, также была сильной личностью, а кроме того, убежденной христианкой. Она твердо сказала своему молодому, революционно настроенному сыну: