Лейтенант запаса - Николай Александрович Юрконенко

Гусаров? Майор Кузьменко? Генерал Самойлов? Вы, наверное, думаете, что я сразу стал и парашютистом, и разведчиком? Как бы не так! Изрядно попотеть пришлось, пока брошенный штык-нож стал достигать мишени, пока секунды затяжного прыжка перестали казаться падением в преисподнюю… На все это ушли годы тренировок и не одна пара сапог была истоптана! Но сейчас я хочу не об этом говорить… Налейте-ка еще чайку, Игорь.

– А может, закурите, Сергей Николаевич? – тот кивнул на пачку сигарет «Кэмел».

– Не курю, да и вам не советую. В разведке, как, собственно, и в жизни курево – враг! Давайте чай.

Никитин пригубил чашку, поставил ее на стол.

– Итак, почему я стал военным? Я им стал потому, что еще в раннем детстве понял, чтобы уметь защищать справедливость, надо быть сильным и смелым. А еще потому, что в двенадцатилетнем возрасте был свидетелем казни…

– Казни… Какой казни?! – опешил Игорь.

– Страшной… Расстрела…

– Расстрела кого?

– Моей матери.

– Как это… За что? – почему-то шепотом спросил Игорь, не сводя глаз с вдруг закаменевшего лица замполита.

– После войны, в Карпатах, бандеровцы не спрашивали, за что, просто стреляли, если тот или иной человек был из семьи советского военнослужащего… А мой отец был пограничником.

– Вот оно что-о-о… – медленно протянул Игорь, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к лицу… – Как же это случилось, Сергей Николаевич?

– Очень просто… Перехватили они нас в горах, когда мы ехали на «студебеккере» к новому месту службы… Ударили из автоматов, убили шофера и майора-пограничника, сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности – беги в лес!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.

– А отец, что с ним? – Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.

– Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…

– Кто такой Стахур?

– Командир боёвки, атаман, что ли… До конца жизни не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!

– Какие слова? – Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.

– Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя все жилы шомполом повыкручиваю!»

– И как же вы, Сергей Николаевич? – спросил Игорь и не узнал своего голоса.

– А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…

– Что было потом, Сергей Николаевич? – Игорь сидел с бледным лицом, он был потрясен.

– Потом подошел отставший бронетранспортер и начался бой. – Никитин судорожно вздохнул. – А я так и лежал под шинелью, ноги-руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, – капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. – Вот так, Игорь, на войне я не был, а ранение получил в настоящем бою, – он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на правом предплечье.

– А отец, что с ним?

– Его нашли позже, когда прочесывали леса на Верховине. Обрубками ног он упирался в развороченный муравейник, руки были прикручены к дереву, на груди – кровавая звезда… – Никитин стиснул пальцы в замок, трудно выговорил. – Никогда не прощу себе, что не бросился к отцу на выручку. Видел же, как бандиты взваливают его, связанного, на коня. Может, удалось бы задержать их до подхода наших…

– Так они бы и вас…

– Несомненно! Но все равно душа не на месте, хотя уже столько лет прошло.

– Да, такое вовек не забудется, – Игорь поднялся. – Я чай подогрею, Сергей Николаевич, вы не возражаете?

– Давайте, а то знобит что-то, – кивнул капитан, отрешенно глядя в окно. На улице темнело.

Какое-то время офицеры молчали, потом Никитин спросил негромко:

– Ну что, Игорь, не зря я вам рассказал свою невеселую историю?

– Это в каком смысле?

– Да все в том же: чтобы бороться со злом, надо быть сильным и смелым, а наши войска как нельзя лучше воспитывают эти качества.

– Я, наверное, не подпадаю под эту категорию, – мрачно промолвил лейтенант. – Не получается ничего.

– Бросьте! – голос Никитина стал жестким, он нахмурился. – Просто вы сами не стремитесь, чтобы получалось, вот и все.

– Но меня готовили к иной работе, понимаете? Кроме этого, я не кадровый офицер, а «пиджак». Пройдет два года, снова буду штатским человеком.

– «Пиджак»… Штатский человек… Два года… – саркастически изрек капитан. – Но сейчас-то вы на военной службе и знаете, что надвигаются крупные маневры, в которых будут участвовать несколько военных округов. А вы заладили свое: не могу, не создан, устал… Знаете, Игорь, мужчина не должен произносить слово «устал».

– Это почему же?

– Да потому, что не из мужского лексикона оно!

– А если мужчина действительно устал? – с каким-то даже вызовом поинтересовался Игорь. – Вот вы, например, что, никогда не устаете?

– Увы! – обезоруживающе усмехнулся капитан. – Устаю, да еще как, но предпочитаю об этом помалкивать. Это и без моих объяснений всем видно.

– А вот я не привык помалкивать, всегда говорю, как есть. И не стыдно мне…

– Зато мне стыдно за вас, Игорь! Вы взрослый мужчина, за вашими плечами инженерный институт, а ведете себя как инфантильный недоросль, уж простите за солдатскую