Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк - Миша Бастер

института. В 1986-м я записал первый альбом «Бригадного подряда» и последнюю пленку «Народного Ополчения». Потом пришли новые времена. В рок-клуб стали принимать панков. А «Там-Там» был символом победы, разгромленным Рейхстагом, расписанным русским матом. Это было пиршество свободы, со свободной продажей наркотиков, насилием, драками и кровью, погромами и ментовскими облавами.

В 1990-х все стали гоняться за «студийным качеством»; после путчей весь этот российский рок-бунт тихо загнулся. От колоссальных фестивалей до мелких клубов, от вчерашних школьников до «анонимных алкоголиков», путь был пройден, и всем стало ясно, что музыка не изменит этот мир. К нулевым мои старые друзья стали уходить по одному. А я продолжал играть.

Сергей Ганс

(записано в 2024 году)

С. Г.: Самое приятное воспоминание из советского детства это, наверное, праздничные демонстрации. Все такое красно-серое, но при этом народа много, все радостные, куда-то идут, и для многих участников этот праздник превращался в кутеж. Потом, когда я уже учился в техникуме, нас заставляли в демонстрациях участвовать принудительно, но все равно это было веселье. Все встречались пели песни типа «под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги», конечно, пили водку по соседним подворотням, кричали «ура», терялись, охмуряли каких-то теток. Водка тогда цепляла быстрее, мы были резвее и трава зеленее. Воспринимались эти парады как сейчас те же бразильские карнавалы. Скучно мне не было, так как с детства началось увлечение велосипедом, которое переросло в спорт.

М. Б.: Прошел эволюцию от трехколесного Дружок, потом Орленок, Школьник, Украина и полугоночный Спорт?

С. Г.: Примерно так, сейчас уже непросто вспомнить, но кататься я любил; катаешься, путешествуешь, кайфово. И так я докатился до спортивной секции, где занимался какое-то время. А потом из-за болезней – раз простыл, два простыл, там заболел – стал сдавать и понял, что уже не вытягиваю быть олимпийцем. Это было то ли накануне Олимпиады, то ли во время Олимпиады-80, и года до 1982–1984-го эта история продлилась. Выпал из обоймы и попал на свалку спортивной истории, ну, можно сказать, в городскую окружающую жизнь.

М. Б.: Ну то есть, осознанно окунулся в субкультуру. Что она из себя представляла на 1984 год?

С. Г.: Я, поскольку рос на Гражданке, первым делом пошел в Сайгон на Невский. Развлечений было мало, но были неформалы. Сайгон, Гастрит на другой стороне Невского, где тусовалась разношерстная публика. В Сайгоне жизнь свела с Колей Мюнхеном, достаточно известной в нашей ленинградской панк-тусовке человеком, который шил куртки и штаны из кожи. Если по панкам, то грубо: были две основные тусовки – панки с Гражданки и панки с Купчино, где как раз была тусовка Свиньи. Такие битнички, которые постоянно устраивали квартирные шоу у Юфита, могли лакать стоя на четвереньках разлитый по полу алкоголь или после концерта в метро поднять на руки своего товарища и с криками «битничка убили» вынести его к эскалатору.

А у нас были Слава Книзель, Пес, Решето, Бешеный, Поганый. Книзель был для нас, мальчишей, уже сиделый здоровяк, которого мы все время подговаривали ходить с нами в магазин, чтоб отмахаться от местных алкашей. Помню, на свой день рождения он делал коктейль «Джаз», в котором смешивался вермут, портвейн, водка и шампанское бутылками. Подавался он к столу в кувшинах. На Гражданке жили и известные на весь город рокабиллы Орех с Комаром. Потом на дворцовой набережной появился такой бермудский треугольник, куда кануло немало подростковых юностей. Поставили лавочки треугольником там, и тусовались все – рокабиллы, панки, металлисты.

М. Б.: Отличительная черта ленпанка – позывные прилагательные – Оголтелый, Одинокий, Мертвый.

С. Г.: А ты в курсе, почему Диму Мертвым-то назвали? Набираешь ему по телефону, что-то рассказываешь, а там на другом конце провода тишина, как будто Дима умер. Рассказываешь, потом спрашиваешь: алло, Дима, ты все еще здесь? Молчит. Возвращаясь в те времена, к середине 1980-х панки уже научились одеваться и наряжаться по уму. Хайки (хайкинг-бутс), кожи. Поскольку многие лежали в дурдомах, оттуда прихватывали штаны, очень забавная там тогда была пижама в полосочку. Их ушивали и носили. А косухи кожаные шил как раз Коля Мюнхен, и у него панки это дело выкупали. Доставать атрибутику даже в перестроечные времена было непросто. Или покупать у тех, кто делал, либо делать самому, или за дорого у фарцовщиков. У нас была большая толкучка на Ульянке, где в перестроечное время можно было купить что угодно. И пластинки с музыкой, и книги, и английские берцы.

М. Б.: Там надо было пройти по платформе, потом еще чуток, перебраться через трубу высотою в человеческий рост и попасть на рынок. При этом всю дорогу делая вид, что ты не идешь на рынок, а просто гуляешь. За спекуляцию все еще могли привлечь.

С. Г.: Милиция гоняла всех периодически, но народную жажду этим было не укротить. Ульянка была главной городской толкучкой города еще долго.

По поводу меломании, в детстве я слушал какую-то чушь, настолько чушь, что даже не запомнил. А потом был период, когда вообще ничего не слушал, 220 км в день проезжал, голова в спорте и плевать на музыку. А вот в неформальный период я как раз сфокусировался. Музыки разной было уже много, и все слушали все подряд. Art of noise, Madness, Nina Hagen, Bauhaus, Stray cats, Sex Pistols тоже, но этим не ограничивались. Уже была тяга к более скоростной музыке, поэтому Exploited, Chaos Uk. Близость разных тусовок влияла на широту запросов и предпочтений.

Уже в последних классах школы у нас все неформалили, были и панки, и рокабилли. Видео появилось позже, а тогда даже кассетное было не у всех. Были бабинные, катушечные. Очень популярны были магнитофоны «Нота». У меня был экзотический японский бабинник Panasonic. Маленький круглый, как будто для корреспондентских нужд. К нему были нужны маленькие катушки, которых нигде не было. Поэтому что было – то и слушал. Бабина с Роллинг Стоунс и бабина с Высоцким. А потом начался панк. Помню, один товарищ мне сделал пряжку медную, выточил на токарном станке, с надписью «панк». Ее вместе с ремнем у меня изъяли милиционеры, и оказалась она в музее МВД, который вроде на Тележной улице находился. Я даже потом платил свои деньги за билет, чтоб на нее полюбоваться.

Поступил в железнодорожный техникум имени Дзержинского, и вот туда-то я и пришел первый раз с ирокезом. Молодежь тогда протестно отращивала волосы в основном, хард рок, хеви