Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Занятия шли своим чередом, но общее настроение в ожидании чего-то страшного, потрясающего переходило и на нас, малышей; в особенности после занятий, когда приходишь домой и слышишь разговоры старших, которые часто упоминали слово «революция». Но разыгравшиеся события дали почувствовать себя, и мы, малыши, уже начали разбираться в том, кто друг нам, а кто враг, и эти, чисто инстинктивные, воззрения перешли в твердые убеждения; мы поняли, что взявшая верх партия большевиков – наши враги.

Время шло, мы подросли; среди нас были отколовшиеся, которые пошли по другой дороге, и друзья стали врагами. Часть моих товарищей по гимназии уехали в сформировавшуюся Добровольческую армию, вслед за ними поехал и я. Наша встреча была в Донских степях, где собрались все, кто был недоволен новыми порядками. И этот новый период моей жизни, который был проведен в борьбе с большевиками, сопровождающийся лишениями разного рода на военной службе в Астраханской армии, только укрепил, закалил меня. Через некоторое время я был ранен под Царицыном и отправлен в тыл. На новом месте я почувствовал себя очень плохо, как в физическом, так и в духовном отношении. Во-первых, рана давала себя чувствовать; вследствие этого находили невеселые мысли о доме. Меня очень тревожило то, что я не знал, где мой отец, мать, не расстреляли ли их эти изверги. До меня доходили сведения о том, что большая часть имений на Украине разграблены, сожжены и что владельцы их были разными путями отправлены на тот свет. Благодаря этому во мне закипала злоба против людей, у которых не было ничего святого, которые исковеркали жизнь миллионов людей, превратили богатое государство в груды развалин. Я их не считал, да и теперь не считаю, за русских; мне казалось, что какие-то полчища диких, совершенно чуждых мне людей нахлынули и затопили собой и кровью тех, на кого они напали.

Благодаря хорошему уходу, моя рана быстро зажила, и я мог свободно ходить по станице. Командировка на Украину, которую я получил от своего начальника, дала мне право побывать дома. Приехав в N… я узнал кое-что о судьбе моих родителей, которые неподалеку скрывались от большевиков. Кое-как достав себе документы, по которым мог свободно жить, не боясь попасть в ЧК, я всячески старался улучшить жизнь моего отца и матери. Много приходилось слышать неприятных вещей, но я старался не обращать внимания на это. С некоторыми из своих друзей я опять встретился, и мы решили обратно отправиться в нашу армию. Для этой цели мы были принуждены поступить в один из отправляющихся на фронт большевистских полков. Приехав на место назначения, мы постарались попасть в первый батальон, который отправлялся спешным порядком на поддержку одного из советских полков. Этот батальон не помог, и мы остались в селении, от которого отступили красные. Как только этот пункт взят был войсками Добровольческой армии, мы явились к командиру полка, занявшего то селение, который сначала встретил недоверчиво нас, но как только узнал, что мы были сначала на Дону, потом побывали на Украине, очень заинтересовался жизнью местностей, занятых большевиками. Одна мысль, что мы опять среди своих, наполняла радостью нас.

Все следующее время проводили в погоне за красными, которые быстро очищали свои позиции. Таким образом, мы очутились в северных губерниях, откуда, к сожалению, начали отступать так же быстро, как шли вперед. Мне пришлось отступать мимо того города, где жила моя мать и сестра; чтобы не оставить их на растерзание «товарищей», я постарался получить отпуск для того, чтобы их взять с собой. К моей великой радости, дома я встретил своего отца, приехавшего из своей части по той же причине, что и я. Ужас выражался на физиономии родного города; поезд за поездом увозили в Крым тысячи семей военных, которым ни в коем случае нельзя было оставаться здесь.

В Крыму, когда жизнь вошла в свою колею, многие потеряли своих родных. Все несчастья нахлынули на этот оставшийся кусочек русской земли. Все так измучились, устали от этой кошмарной жизни, что хотелось поскорее закончить жалкое существование. Наконец силы иссякли, мы больше не могли защищать эту узенькую полосу земли, с которой было связано воспоминание о Родине. В 1920 году мы покинули последнюю пядь земли, обильно политую нашей кровью.

Эвакуация сопровождалась кошмарными картинами. Не хотелось уезжать куда-то, неизвестно зачем; удастся ли вернуться когда-нибудь? Такие мысли бродили у каждого из нас. Но одна та мысль, что, оставшись на берегу, попадешь врагу в руки, который будет над тобой смеяться и на твоих глазах топтать в грязь то, что для тебя свято, вызывала дрожь в теле. Когда мы погрузились на пароход, все как бы замерли, вся жизнь заглохла. Какое-то безразличие напало, вызванное такой быстротой событий. Разочарование некоторыми овладело, а некоторые еще питали слабую надежду на возвращение. Но дело фактически было проиграно, и мы двинулись в Турцию.

В стране полумесяца несладко жилось эмигрантам; многие нашли там себе успокоение благодаря тяжелой жизни. Подумав о своей будущей жизни, я решил кончить среднее образование для того, чтобы иметь возможность в будущем принести какую-нибудь пользу моей Родине; я поступил в русскую гимназию, которая в скором времени была отправлена в Болгарию, в город Шумен.

20 лет

Моя жизнь с 1917 года

В то время, когда началась революция, я был учеником 6 класса Коммерческого училища в городе X. Все чему-то радовались, ликовали, спешили вдеть в петлицу красную розетку (ленточку). Другие же с ненавистью спешили покончить с формой. Как будто что-то произошло такое, что может еще вернуться, так лихорадочно все спешили подышать свободой.

Но такой переворот был как-то неожидан. Весть о том, что государь отрекся от престола, была как будто не понята увлекшимся народом, тем народом, который так недавно почитал его и преклонялся перед ним. Пускались фразы, в которых выражалась ненависть ко всему, так недавно прекрасному. Толпа, поймав полицмейстера, желая показать теперь свою храбрость, плевала на него и говорила всякие дерзости. Все это производило впечатление, как будто зверей выпустили из клетки. В это время почти нельзя было уже учиться. Вмешательство родительского комитета в педагогические дела, зимой – отсутствие топлива, все это заставляло приостанавливать занятия. Наконец в начале 1918 года вся Россия была объята пламенем революции. У нас этот пожар выразился в массовых арестах, обысках и вместе с ними грабежах. Жить было трудно, да и каждый подвергался опасности. Беспорядочная стрельба на улицах,