Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Помню я такой случай, который произошел с нашим знакомым соседом. В 3 часа дня он вышел из дому купить в киоске газету и был убит пьяной компанией красноармейцев, ехавших быстро на автомобиле и постреливающих наугад в публику направо и налево. С тех пор каждый, выходя даже на полчаса из дому, прощался со всеми, как будто он уходил навсегда. Видеть все это и не принять никаких мер было бы грешно. Но все-таки, к великому сожалению, были[169]. Это люди, старающиеся тщательно изолировать себя, чтобы остаться целым. Это здраво, но в то время, когда находились люди, не щадя жизни, вступать в неравную борьбу с дикими инстинктами противника, – прятаться за их спины было нечестно и подло. Так, один офицерский отряд был истреблен целиком красными в здании Мариинской женской гимназии. Хотя красные превосходили численностью, отряд офицеров мог бы одержать победу, если бы пришла помощь извне; но она подоспела поздно и то из молодых гимназистов, реалистов и вообще учащейся молодежи, также безжалостно истребленной. Но недолго пришлось им так властвовать; вскоре они были изгнаны из города восставшим почти всем населением – за мученическую смерть священника, замученного большевиками.

Много было перемен в смысле правления в городе, властители которого каждый по-своему задавал тон и требовал под страхом смерти подчинения. Произвол большевиков только больше озлобил все классы сознательного населения. События встрепенули всех, и все как будто очнулись от какого-то сна, но было поздно. Кое-где по России уже лилась кровь честных людей, желавших добра России. Каждую пядь земли завоевывали и охраняли, как зеницу ока. Понемногу наши дела улучшились, и мы надеялись, что Россия стряхнет присосавшихся к ней и грязь, которой она была выпачкана.

В то время я окончательно решил, что и я могу принести помощь страдающей своей Родине. Я, по примеру многих товарищей, поступил на службу в Добровольческую армию, бывшую еще при Деникине. Состоял сначала в особой роте учащихся, но вскоре со своими товарищами[170] выбыл с маршевой ротой на фронт. Нас отправили сразу же против Махно, новоиспеченного бандита. Здесь держали мы фронт до общего рокового отступления нашей армии. По прибытии в Перекоп все пали духом. Говорили, что дела наши плохи и что, быть может, придется идти дальше.

Но немного не так было. Решили держаться до последнего. Прошла зима с переменными успехами, ничего никому не говорящими. Началось наше время, наша очередь (так как обыкновенно летом мы наступали); мы вышли, потерпев, однако, большую потерю. Продвигались вперед с большим трудом, так как армия красных с каждым днем делалась все крепче и крепче. Но все-таки, благодаря нашим хорошим вождям и личному желанию, как будто что-то говорило увидеться в последний раз, подбодряло нас и давало силы.

В это время недолго мне пришлось быть на фронте. Я был контужен и отправлен в Крым. Так, больше не повидав родных мест, и при всем желании лишен этой возможности и до сего времени; пролежав некоторое время, мне вспомнилось, как я уезжал из дому, и как мать, не говоря ни слова, благословила меня. В порту только она не выдержала, когда я садился на пароход, – разрыдалась. И стало мне чего-то больно, чего-то жаль. Все эти переживания и сейчас оставили тяжелые воспоминания и изменения во всем. С этого времени я стал раздражителен. Эвакуацию не стану описывать; она достаточно всем известна, и слишком тяжело вспоминать переживания, которые были испытаны мною. Заграничный же образ жизни заставил подумать и взяться за восстановление утраченного бесплодно дорогого времени. Это нас только заставит тем сознательнее отнестись и произвести оценку ценностей.

Сравнивая здесь жизнь, кажется, нет ничего такого, что бы подходило под русский аршин. Все, что далеко и чуждо для нас, сейчас все нашли прекрасным, и тянешься, как к запрещенному плоду, который так таинственно манит. И. Н.

19 лет

Мои переживания за время гражданской войны

Начну с того момента, когда мне пришлось бросить кадетский корпус и некоторое время сидеть дома. Это начальный период бескровной русской революции; но вот начался период большевистской кровной революции, когда в городе начался треск пулеметов, срывание погон как с офицеров, так и с нас, кадет, и вообще все ужасы революции. Но у нас в городе это продолжалось очень недолго; захватили власть так называемые грузины, которые образовали свое собственное демократическое государство, где началось преследование иностранцев; так называли они русских. Русские так много сделали для этой маленькой, когда-то со всех сторон окруженной врагами страны, которая упрашивала русских взять ее под свое покровительство.

Жить в Грузинской республике мне пришлось недолго. До всех нас доходили слухи, что в Советской республике не спокойно. Начались восстания. Не вытерпели русские люди жидовского засилья и вооружились против этих хищников. Я, по примеру многих своих товарищей, пробрался во Владикавказ и поступил в Добровольческую армию. Я горел страстным желанием отомстить большевикам за поруганную Родину. Поступив на бронепоезд, я попал в пулеметную команду, в которой мне пришлось разделиться с моими тремя товарищами, вместе выехавшими из Тифлиса, и подружиться с одним кадетом Донского корпуса.

Дела первое время на фронте шли великолепно. Мы каждый день отвоевывали из рук большевиков дорогие нам земли Русские; но вот, подойдя к Москве, мы пошли обратно. Как же тяжело было, но пришлось отступить. Не буду описывать все тяжести этого отступления, но скажу лишь одно, что многие дошедшие до Новороссийска люди стали терять надежду на спасение Родины; большинство же еще сильнее окрепло. В Новороссийске остался мой друг, все время бывший вместе со мной. Как ни тяжело было расстаться мне с этим другом, делившим со мной все ужасы гражданской войны, но это пришлось сделать. Мы отплывали в Крым.

В Крыму я поступил в Марковскую дивизию, которая по своему прибытии в Крым пошла сразу на Перекоп. На Перекопе в первом же бою я был ранен в ногу и на время выбыл из строя. Прибыл я на фронт только в начале наступления нашей армии. Шли все время кровопролитные бои. Под Большим Токмаком в одном из боев наш 3-й батальон II-го полка был отрезан после отчаянной защиты против окружившей нас кавалерии, с которой мы вступили в бой на рассвете, и который продолжался больше шести часов и, может быть, длился бы и дольше, если бы на помощь красным не пришел бронеавтомобиль, который и закончил наше поражение, врезавшись в нашу цепь, навел панику