Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

протестом к хранителю печатей; ему сообщили, что в связи с изменением внешней политики необходимо угодить противнику и жертве Карла, Августу «Сильному», который все еще был королем Польши. Вольтер решил проигнорировать запрет. Он замаскированно переехал в Руан, прожил там пять месяцев под видом «английского лорда» и руководил тайным печатанием своей истории. К октябрю 1731 года она свободно распространялась и продавалась как художественная литература.

Некоторые критики утверждали, что в ней слишком много вымысла; один знающий историк назвал ее «романом», ярким в повествовании, но неточным в деталях. Однако Вольтер подготовил книгу с научной тщательностью. Он не только изучил массу государственных бумаг, но и проконсультировался с людьми, которые могли дать ему информацию из первых рук: бывшим королем Станисласом, маршалом де Саксом, герцогиней Мальборо, Болингброком, Акселем Спарре (участвовавшим в битве под Нарвой), Фонсекой (португальским врачом, служившим в Турции во время пребывания там Карла) и бароном Фабрисом (бывшим секретарем Карла). Кроме того, Вольтер некоторое время жил с бароном фон Гёрцем, любимым министром Карла; казнь фон Гёрца в 1719 году, возможно, заставила Вольтера изучать «Льва Севера». В 1740 году Йоран Нордберг, служивший Карлу капелланом, опубликовал мемуары, в которых указал на неточности в повествовании Вольтера; Вольтер включил эти исправления в последующие издания. Были и другие недостатки, особенно в подробных описаниях сражений. Позднейшие критики утверждали, что Вольтер переоценил Карла как «возможно, самого необычного человека, когда-либо жившего на земле, который соединил в себе все великие качества своих предков, и у которого не было другого недостатка или несчастья, кроме как иметь их в избытке». Последнее слово может искупить гипертрофированность. Вольтер объяснил, что Карл «довел все героические добродетели до такого предела, при котором они становятся недостатками»; он перечислил расточительность, безрассудство, жестокость, тиранию и неумение прощать; он показал, как эти недостатки ее короля повредили Швеции; и заключил, что Карл «был скорее необыкновенным, чем великим человеком». В любом случае книга была произведением не только учености, но и искусства — структуры, формы, цвета и стиля. Вскоре вся образованная Европа читала «Карла XII», а репутация Вольтера достигла такого размаха и глубины, каких не имела прежде.

После возвращения из Руана (5 августа 1731 года) Вольтер стал гостем графини де Фонтен-Мартель в ее особняке возле Пале-Рояля. Она нашла ему столь приятное общество, что продолжала содержать и кормить его до мая 1733 года. Он с несравненной живостью председательствовал на ее литературных ужинах и ставил пьесы, предпочтительно свои собственные, в ее частном театре. Во время этого пребывания он написал либретто к «Самсону» Рамо (1732). Предположительно, именно из ложи графини в Театре Франсе он видел провал своего «Эрифиля» (1732) и восторженный успех своей романтической трагедии «Заир» (13 августа 1732). Он писал другу:

Ни одно произведение не было сыграно так хорошо, как «Заира» на четвертом представлении. Я желал бы видеть вас там; вы бы увидели, что публика не ненавидит вашего друга. Я появился в ложе, и вся яма рукоплескала мне. Я краснел, я прятался, но я был бы лицемером, если бы не признался вам, что я был чувствительно тронут

Из всех его драм эта до конца оставалась самой любимой. Все они уже умерли, убитые сменой настроений и стилей; но мы должны воскресить хотя бы одну из них, поскольку они сыграли в его жизни увлекательную и волнующую роль. Заира — христианка, захваченная в младенчестве мусульманами во время крестовых походов и воспитанная в исламской вере; она почти ничего не знает о Франции, кроме того, что это страна ее рождения. Сейчас она — красавица в серале султана Оросмана в Иерусалиме. Он влюбился в нее, она — в него, и в начале пьесы она должна стать его женой. Другая пленница-христианка, Фатима, упрекает ее в том, что она забыла, что когда-то была христианкой. В ответе Заира Вольтер выражает географическую обусловленность религиозной веры:

Наши мысли, наши манеры, наша религия — все Они сформированы обычаями, и сильные мира сего Ранние годы. Родился на берегу Ганга Заир поклонялся языческим божествам; В Париже я был христианином, а здесь Я счастливый мусулманин. Мы знаем Но то, чему мы учимся; рука наставляющего родителя Могилы в наших слабых сердцах этих персонажей Какие временные ретуши и примеры исправления Так глубоко в сознании, что никто, кроме Бога Невозможно изгладить.

Вольтер изображает Оросмана с явным пристрастием, как человека, обладающего всеми добродетелями, кроме терпения. Христиане потрясены тем, что мусульманин может быть таким же порядочным, как и любой христианин, а султан удивлен тем, что христианин может быть хорошим. Он отказывается содержать гарем и обещает себе моногамию. Но Вольтер справедлив и к своим христианским героям: он пишет благодатные строки о красоте истинно христианской жизни. Один из христиан, Нерестам, также захваченный в младенчестве, растет вместе с Заиром; его освобождают под обещание вернуться с выкупом за десять пленных христиан. Он уходит, возвращается, отдает все свое состояние, чтобы собрать требуемую сумму. Оросман вознаграждает его, освободив не десять, а сто христиан. Нерестам огорчается, что среди них нет ни Заира, ни Лузиньяна, некогда (1186–87) христианского короля Иерусалима. Заира обращается к Оросману с мольбой об освобождении Лузиньяна; оно было даровано; престарелый король называет Заиру своей дочерью, а Нерестама — сыном. Она разрывается между любовью к щедрому султану и требованием верности отцу, брату и их вере. Лузиньян призывает ее отказаться от Оросмана и ислама:

О, подумайте о чистой крови В твоих жилах течет кровь двадцати королей, Всем христианам, как и мне, кровь героев, Защитники веры, кровь мучеников! Тебе