Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

…Из секции, где продавали кукол, слышался беспрерывный пискливый рев: «уа-уа-уа-уа». Покупатели пробовали облюбованных «Маш» и «Даш» на голос. Откуда-то сверху доносилось медное квохтанье горна: «Бери ложку, бери хлеб и садись за обед!» Я сразу вспомнил наш лагерь «Дружба». Вчера перед отъездом в Москву мы расписывались на пионерских галстуках. Новая мода! Раньше подобное было невозможно, чернила просто превращались на шелке в кляксы, а теперь с помощью шариковых ручек рисуй себе на материи любые завитушки – паста не расплывается. Прогресс! Мой галстук стал похож на обои вокруг общего телефона, где пестрят, налезая друг на друга, имена и фамилии тех, кто звонил и спрашивал соседей в их отсутствие. Ирма написала мне: «Будь смелее!» Смотря в чем… Лиде, например, все эти каракули показывать нельзя: сразу получу по лбу и выслушаю лекцию о том, как берегли вещи до войны. Впрочем, выкручусь. Галстук стоит меньше рубля. Приходишь в пионерскую комнату к старшему вожатому Алику, честно признаешься, что прожег дыру в шелке, когда гладил его перегретым утюгом, оставляешь деньги и буквально на следующий день забираешь свежий, без единой морщинки и помарки галстук. Однако Алик перед тем, как вручить обновку, спрашивает, к примеру: «А скажи-ка, юный ленинец, что символизируют три конца пионерского галстука?» Ответ известен: острые углы – комсомол и пионерия, а тупая вершина – это наша партия. Если кто-то не знает таких простых вещей, Алик, наградив невежду звонким щелбаном, галстук все-таки отдает: без него пионера просто не пустят в школу. С девчонками-дежурными на входе еще можно договориться, но если на посту Клавдия Савельевна…

…Из секции электроигрушек слышался стрекот тракторов, экскаваторов, грузовиков, танков, тягачей, бронетранспортеров… Над прилавком с детским оружием вился сизый пороховой дым и доносились хлопки пистонов, словно там шел самый настоящий бой. Мимо промчалась знакомая нам колхозница с сумками через плечо, она озиралась, жалобно повторяя:

– Люди добрые, а где же тут паровозики?

– Может, зайдем в спорттовары? – осторожно предложил я.

– Зачем?

– Маску посмотрим.

– Старую надо было беречь! И нечего смотреть. Не за тем приехали.

– Ты обещала! – напомнил я.

– Если останутся деньги, тогда, может быть…

Это был жестокий отказ, так как у Лиды в магазинах деньги никогда не оставались, они жгли ей руки и даже карманы. Ну вот, так всегда. А ехать на море без маски бессмысленно. Может, внезапно заболеть? Сказать, что внутри колет и отдает в правую часть живота. Сразу заподозрят гнойный аппендицит, а с таким диагнозом отпускать ребенка к морю никак нельзя. Вот уж они побегают, сдавая мой билет! Но тогда получится, как в поговорке: выколю себе глаз, чтобы у тещи зять был кривой. Я представил себе Тимофеича и Башашкина, как они оба приходят в гости к бабушке Мане с черными пиратскими повязками на лицах, и мне стало смешно.

– Ты чего улыбаешься? – подозрительно спросила Лида. – У меня помада смазалась? Где?

– Радуюсь, что народу мало! – ответил я, уворачиваясь от пузатого грузина в кепке-аэродроме. Под мышками он нес, как арбузы, два глобуса.

– Где же тут у них одежда для подростков? – беспомощно оглянулась маман и посмотрела на огромные часы в виде избушки, висевшей над залом. – Господи, скоро народ с работы пойдет – надо торопиться!

– По-моему, в прошлый раз мы были там! – я махнул рукой налево.

– Где? В секции детской одежды? Для тебя там уже ничего не подберешь.

– Ну, нет и не надо…

– Как не надо? Молчи, оборванец! Я не виновата, что ты растешь, как бамбук.

Она вдруг бросилась наперерез ненатуральной блондинке в синем халате с большим значком на груди – «ДМ».

– Извините, товарищ продавец!

– Я товаровед, – строго поправила она.

– Простите, товарищ товаровед, где у вас можно мальчика приодеть?

– Мальчика? – Лжеблондинка посмотрела так, точно заподозрила во мне переодетую девочку, как в фильме «Остров сокровищ». – Тринадцать?

– …и девять месяцев! – солидно добавил я.

– Ах, ну если «и девять месяцев», то вам на самый верх, а там направо.

– Спасибо!

– Торопитесь! До обеда были чешские курточки как раз на вашего… акселерата.

– Ой, огромное спасибо! Летим!

– Что такое акселерат? – уточнил я на бегу.

– Переросток, – ответила Лида, пробиваясь сквозь толпу покупателей.

– А по-русски нельзя было сказать?

– По-русски обидно выходит. Акселерат – даже красиво.

– А дегенерат – тоже красиво?

– Где ты только таких слов нахватался?

– В школе.

Навстречу нам попался похожий на Хоттабыча старик в полосатом халате, тюбетейке и мягких сапогах. Он, словно спящего ребенка, нес на руках ушастого плюшевого зайца, вроде Степашки. Я вообразил, как Хоттабыч сейчас выдернет из бороды волосок, дунет-плюнет, и «Детский мир» вмиг опустеет, точно площадь Дзержинского перед приездом Андропова. Но старик искал туалет.

Мы поднялись сначала на эскалаторе, таком же, как в метро, только покороче, а потом бегом одолели еще несколько маршей. Если сейчас какой-нибудь мальчик стоит с мамой на остановке возле Политехнического музея и смотрит на «Детский мир», то я кажусь ему муравьем, черной точкой на одном из лестничных зигзагов, виднеющихся в огромных окнах.

Сверху открылся весь центральный зал с прилавками, продавцами, покупателями. Глядя с высоты, я подивился тому, как много у нас в СССР лысых мужчин. Извивающимся удавом выстроилась очередь за мороженым, его продавала с лотка девушка с белой ажурной наколкой в волосах. Два милиционера в круглых фуражках, раздвигая толпу, вели куда-то щуплого чернявого мужичка, заломив ему за спину руки, а следом шла плечистая женщина, возмущенно размахивая ридикюлем.

– Кажется, вора поймали, – сообщил я.

– Где? – побледнела Лида и прижала к груди свою сумочку, потом с ужасом ее приоткрыла и проверила кошелек: – Зачем ты меня пугаешь? И так нервы ни к черту!

Видимо, мы двигались в нужном направлении, по пути нам попалась обнадеживающая витрина, там за стеклом в застывших позах стояли манекены-подростки в школьной форме. Лица у них были мечтательно-дисциплинированные. Именно такими нас и хотят видеть взрослые.

– Заглянем, вдруг есть твой рост?

– Не стоит. У тебя все равно нет денег на форму.

– Не твое дело. А вдруг?

Мы зашли. Народу здесь было поменьше, за школьной формой ринутся накануне первого сентября, словно проснутся, как будто и не знали, что дети постоянно растут, а коленки у брюк и локти у пиджаков протираются до дыр. Вы не поверите, но когда я пошел в школу, бабушка Маня сшила мне сатиновые нарукавники, как у бухгалтера в «Кавказской пленнице». Помните, он принес на подносе тост в трех экземплярах? В первом классе почти все мальчики и девочки носили нарукавники,