Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

В течение долгого времени идеи, изложенные в этой статье Ф. Энгельса, считались теорией трудового происхождения человека,

«полностью опровергавшей все религиозные и идеалистические теории в этом важнейшем вопросе» [31, 242].

Однако, при рассмотрении значимости положений, высказанных в данной статье, нельзя не учитывать то обстоятельство, что Ф. Энгельс не в последнюю очередь считал своим долгом создать контрверсию философскому идеалистическому объяснению человеческой природы, формулировки которой можно было найти, в частности, у Г. Гегеля:

«В наше время мы должны неустанно напоминать, что человек отличается от животного именно тем, что он мыслит…».

Причем, Гегель не останавливается на указании этого различия, но подчеркивает, что «логическое» должно быть признано не просто одним из свойств человека наряду с другими, но «самóй его своеобразной природой (seine eigenthümliche Natur selbst)». Нельзя сбрасывать со счетов и то, что философ Г. Гегель, с которым по упомянутому вопросу менее чем через полвека боролся Ф. Энгельс, принципиально по-иному рассматривал саму проблему природы человека:

«Определением (Die Bestimmung) человека служит мыслящий разум (die denkende Vernunft); мышление вообще есть его простая определенность, ею он отличается от животного; он есть мышление в себе, поскольку оно отличается также и от его бытия-для-другого, от его собственной природности и чувственности, которыми он непосредственно связан с другими. Но мышление есть также и в нем: сам человек есть мышление (der Mensch selbst ist Denken), он налично сущ как мыслящий (er ist da als denkend), оно есть его существование и действительность; и далее: так как мышление есть в его наличном бытии и его наличное бытие есть в мышлении, то оно конкретно, его следует брать с содержанием и наполнением, оно есть мыслящий разум и, таким образом, оно есть определение человека» [10, V, 6 – 7, 118 – 119].

(Подробнее о гегелевском подходе к определению и назначению человека см.: [24, 271 – 280]).

В 1877 г. на съезде естествоиспытателей в Мюнхене известный ученый Р. Вирхов выступил с речью «О свободе науки в современном государстве», в которой настойчиво требовал признать за предположениями о существовании обезьяночеловека статус «недоказанной теории» и потому ни в коем случае не включать положения эволюционной теории в школьную программу, как это предлагалось в предшествующем его выступлению докладе Геккеля. Через несколько десятков лет, в США, точка зрения Вирхова стала отправной в деятельности У. Брайана, автора памфлета «Угроза дарвинизма» (1921) и инициатора принятия законодательных актов против практики школьного преподавания биологической эволюции как нашедшей окончательное подтверждение теории, а не только как гипотезы. Реакцией на эти шаги и стал знаменитый «обезьяний процесс» 10 – 21 июля 1925 г. в городе Дейтоне (штат Теннеси), который и упоминается Лосевым в ОАСМ. Не исключена возможность знакомства Лосева также и с работой И.И. Мечникова «Этюды о природе человека» (первое издание на рус. яз. в 1905 г.), в которой, в частности, говорится:

«Из суммы всех известных данных мы имеем право вывести, что человек представляет остановку развития человекообразной обезьяны более ранней эпохи. Он является чем-то вроде обезьяньего „урода“, не с эстетической, а с чисто зоологической точки зрения. Человек может быть рассматриваем как необыкновенное дитя человекообразных обезьян, – дитя, родившееся с гораздо более развитым мозгом и умом, чем у его родителей. Гипотеза эта вполне вяжется со всеми известными нам фактами… Приходится допустить, что некоторые виды организмов не подчиняются медленному развитию, а появляются внезапно и что в этом случае природа делает значительный скачок… Человек, вероятно, обязан своим происхождением подобному же явлению. Какая-нибудь человекообразная обезьяна, в период изменяемости специфических свойств своих, народила детей, снабженных новыми признаками. Анормально большой мозг, заключенный в объемистом черепе, позволил быстро развиться умственным способностям, гораздо более мощным, чем у родителей и вообще у родоначального вида. Эта особенность должна была быть переданной потомству, и так как она имела очень большое значение в борьбе за существование, то новая раса должна была установиться, распространиться и стать преобладающей» [74, 64 – 65].

Подробнее о ситуации становления эволюционной теории см.: Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. Μ., 1974.

Отметим, что среди представителей русской философии (Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев и др.) бытовал афоризм «человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга» (в такой форме его приводит сам Н.А. Бердяев в статье сборника «Вехи» [7, 34]) – парафраз высказывания Вл. Соловьева – как ироничное выражение крайности редукционизма в решении глобальных мировоззренческих вопросов. Сам же Вл. Соловьев, упоминая о пользовавшейся популярностью книге Л. Бюхнера «Kraft und Stoff» – «Сила и материя» (в которой на основе смешения философского осмысления действительности и достижений естественных наук духовное трактовалось как совокупность функций мозга, религия считалась порождением человеческой фантазии и развивались идеи упрощенно понимаемого эволюционизма, применительно к характеристике общества [26, 3, 334 – 337]), впервые употребил похожее выражение в письме к Н.Я. Гроту (29 окт. 1890 г.), с комичной условностью представив воображаемое утверждение сторонников этой книги:

«Нет ничего, кроме материи и силы; борьба за существование произвела сначала птеродактилей, а потом плешивую обезьяну, из которой выродились и люди: итак, всякий да полагает душу свою за други своя» [91, V, 271].

Поскольку содержание письма касалось общих вопросов философского образования, повышения уровня интеллектуальной культуры и религиозного воспитания, евангельская аллюзия

«…болши сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» ц.-сл.

Ин. 15, 13: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»,

пришлась кстати. В статье «Византизм и Россия» (опубл. в «Вестник Европы», №№ 1, 4 за 1896 г.) Соловьев возвращается к этому выражению, но формулирует его уже, в соответствии с задачами статьи, в общем контексте описания «особых странностей в нашей новейшей истории», обусловленных «недостатком сознательности» в русском обществе того времени:

«…люди, требовавшие нравственного перерождения и самоотверженных подвигов на благо народное, связывали эти требования с такими учениями, которыми упраздняется самое понятие о нравственности: „ничего не существует, кроме вещества и силы, человек есть только разновидность обезьяны, а потому мы должны думать только о благе народа и полагать душу свою за меньших братьев“» [91, VII, 302].

В самых общих чертах о значимости и применимости теоретических выводов Дарвина и различных его последователей Соловьев весьма определенно высказывается в