Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонович Платонов

стать социалистическим элементом, незачем писателю добавочно быть монтером или кирпичным кладчиком. Это ошибочно – нельзя командировочным, зрительным, сторонним путем приобрести необходимые для работы социалистические чувства: эти чувства рождаются не из наблюдения или даже изучения, а из участия, из личного, тесного, кровного опыта, из прямой производственной социалистической работы. Конечно, здесь есть противоречие – трудно практически совместить две напряженные работы, скажем, писателя и механика. Но быть писателем во время устройства социализма, ощущая социализм лишь профессиональными чувствами, а не вживаясь в него производственно, т<ак> сказ<а>ть, опытом рук, в то время, когда и для самых передовых участников социалистического зодчества социализм является лишь в форме предчувствия, быть только писателем в это время есть еще большее противоречие и даже наглость (потому что если лучший передний строитель социализма имеет лишь предчувствие о нем, то как же писатель, этот задний строитель, может иметь ясные, ведущие чувства к нашему близкому будущему!).

Прошлое литературы подтверждает этот взгляд. Если раньше писатель мог и не быть пахарем при феодализме или монтером при капитализме, то это потому, что сильнейшие писатели прошлого времени появились тогда, когда мироощущение их родного класса уже не завоевывалось, а было завоевано и стало привычкой и традицией.

Только ломая стену в переднем ряду, можно первым увидеть то, что лежит открытым за стеной. Находясь же позади, никогда не услышишь первым ветра социализма. И верно – литература его слышит очень слабо, поэтому она работает как глухая; она оглушена, стало быть, самим ложнопрофессиональным, «дореволюционным» положением своих кадров. Кроме того, этим кадрам плохо помогают литературные инструктора и надсмотрщики. Вместо обучения эти мастера рвут иногда писателя «за ухо», а он и так почти глухой. На самом же деле нужна учеба, а не безответная боль ученика.

Но оглушение иногда происходит и по другой причине. А именно – от излишнего оглашения («Рождение героя» и «Выстрел»). В сущности, разница между этими произведениями слабая и кажущаяся. Они напечатаны на двух сторонах одной монеты, как нигилизм и гуманизм (совершенно правильная и диалектическая фраза т. Авербаха). В первом произведении непонятно, почему герои не действуют, а во втором (т. е. в «Выстреле») – почему они <…>.

<…> Если ты начальник, то тебе открыты ворота самой молодой и свежей любви, а если ты не начальник, то уважай одних старух.

Но Шорохов ведь коммунист! Да, но это только Либединский так убежден; иной же читатель может убедиться лишь в том, что Шорохов бюрократ, эксплуатирующий массу посредством изъятия из нее девушек, а в массе могут остаться одни инвалидки и старухи (ведь Шорохов быстро обобществляется со знакомыми «начальниками», действующими зачастую не лучше).

Социальная вредность «Выстрела» не так ясна, но это потому, что в «Выстреле» нет населения, хотя в последнем и есть как раз его вредность. Место, населенное одними идеями и мероприятиями, не есть социалистическое место: бесчувственная идеологическая упитанность сама по себе не может сотворить нового мира. Идеологическая оглашенность (политический эквивалент ее – «левачество») ведет к простой художественной глухоте, иначе говоря – к производству лживых звуков (чтобы иметь «слух», надо уметь постоянно слышать других, даже когда сам говоришь, – надо иметь неослабный корректив своим чувствам в массах людей).

Эти два сочинения явились видимой причиной борьбы внутри РАППа – борьбы за метод пролет, литературы. Но теоретически изобрести метод нельзя (до него можно доработаться, и то будучи вдали, в глубине социализма, а не внутри «методической» борьбы); санкционировать же единственный метод (даже приблизительно правильный) – вредно, если не гибельно.

И потом – художественный метод не может быть одним: он не политика; у искусства есть свои местные конкретные условия, требующие применения своеобразных методов.

За кем идти – за «старыми» рапповцами или за «блоком»?

Публицистика

Преображение

Земля была темна и неустроена.

Из древней книги

Она была темна и неустроена, покрыта мраком и лесами и морями без края, уходившими волнами к небу.

Ветер трепал заросли невиданных трав, выл в нагроможденных острых отвесных горах, бродил степью, уходил и не возвращался…

Будто из земли рождались звери, дети тех далеких темных времен, когда и солнце, и весь мир были иными. Они рождались и исчезали миллионами, в ужасе уничтожая в ревущих пастях один другого.

Они исчезли навсегда.

Вверху было живо солнце, и мир сам сглаживался и переустраивался от его света и тепла. Впитывал в себя безобразное и дикое, рождая доброе.

Ибо земля с первого мига своей жизни была вся – порыв, вся – любовь и устремление к создавшему ее солнцу.

Кругом была бесконечность и звезды. И не могло тут быть злого и ужасного. И земля в святом материнском страдании производила и уничтожала, рождала и умерщвляла…

Чтобы сотворить наконец из зверя – человека, свое любимейшее и последнее дитя, и пустить его к небу, в бесконечность, в вольное нескончаемое странствие, к победам, творящим восторг в груди победителя.

В человеке темное и ужасное ушедшей вечности нашло свою последнюю могилу.

Зверь больше не воскреснет на земле.

Через тьму, хаос, зверя из земных глубей пронесся огонь чистого желания и вспыхнул непогасающим светом в душе последнего создания – человека. Вспыхнул со страшною разрушающей мощью, ибо человек – великий творец. Он одинаково радуется и при разрушении, и при созидании: ведь разрушение – начало творения, а в конце творения уже оживает семя разрушения…

Огонь пронесся из мрака бушующего мира, и очистился миллионами веков прошедшего, и утвердился в человеке высоким рвущимся пламенем.

Земля от человека стала таким же небом, что и вверху, на которое тысячу веков назад смотрел зверь и, еще не понимая, уже желал его.

В человеческой душе вырастают крылья от синих просторов. И он преобразил землю, чтобы так же было здесь свободно и прекрасно, как в далекой небесной мечте о рае.

Человек первый научился труду, и им познал всё и вознесся надо всем. Покорил своим терпением все непокорные, враждебные силы.

В этот день весны преображенного мира, день утверждения всечеловеческой радости, день веры в преображающую, пламенную силу человека – выше стоит над нами старое солнце, дальше открыта светлая бесконечность и быстрей мчится в синюю бездну новый, огненный мир, пущенный смелой рукой…

Ремонт земли

Что такое земля?

Земля – это весь мир, с пашнями, цветами, людьми, реками, облаками. Земля – это то, откуда мы вышли и куда мы уйдем, где мы живем, радуемся и боремся. Так думает народ. И это правильно. Но что