Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

священников в приходах, подконтрольных их колледжам, мало подходящие интеллектуалам. Джердан также предвосхищает исследования таких социальных историков XX века, как Бертон Дж. Бледштейн, который в «Культуре профессионализма» (The Culture of Professionalism) уделяет особое внимание появлению «взращиваемого таланта», возможности «вертикального» развития карьеры и необходимых профессиональных институтов для того, чтобы достижения участников профессионального сообщества были признаны[73], то есть социальных и институциональных основ, которых не хватало литературе XIX века.

За комментарии, порочащие профессию литератора, Джердану немало досталось от современников-рецензентов. Особенно жесткой была критика со стороны периодических изданий, в которых Джердан работал редактором на протяжении двадцати лет, – Westminster Review и Literary Gazette. В мае 1852 года в Gazette вышла рецензия на первый том его автобиографии, которая начиналась со зловещего комментария: «С искренней горечью мы приступаем к обзору данной работы». Столь жесткую критику со стороны Gazette вызвала продвигаемая Джерданом «ложная теория – не просто необоснованная, но и губительная, призванная подорвать репутацию литературы как профессии и обмануть ее представителей – в буквальном смысле». В то время как Джердан утверждал, что «профессия литератора – это проклятие для человека, достаточно тщеславного, слабого или безрассудного, чтобы посвятить себя ей», по мнению Gazette, факты свидетельствуют, что «единственное, над чем стоит скорбеть, – это над тем, как [Джердан] умышленно и намеренно упустил наилучшие возможности [развития своей карьеры]». Рецензент описывает многочисленные профессиональные перспективы, значительные гонорары и общественное признание, которыми пользовался Джердан во время своей работы редактором. Упоминает он и недостатки характера Джердана, его «социальные неудачи», которые были бы «препоной для успеха в каждой профессии и в любом ремесле»: «Хоть когда-нибудь брал он на себя труд оценить самоотречение, целеустремленность, терпеливое усердие, позволившие сэру Фредерику Поллоку [другу юности Джердана] достичь возвышения?»[74] Очевидно, ответ «нет»: рецензент открыто обвиняет Джердана в расточительности и безрассудстве. Westminster Review в своем обзоре под заголовком «Профессия литератора» делает тот же вывод: «Тайну всех бедствий, которые его [Джердана] постигли, он неосознанно раскрывает в картине собственной праздности ума и неспособности к труду»[a].

Дебаты между Джерданом и его рецензентами могут показаться просто личными препирательствами, и, несомненно, новый редактор Literary Gazette был раздосадован бедственным финансовым положением, в котором его предшественник Джердан оставил журнал. Но последствия этого спора не ограничиваются одним конкретным случаем. Во время дебатов, которые разгорелись в середине века, обсуждалась сама профессия писателя: не только вопросы социального статуса и гонораров, но и более глубинные аспекты – цели, амбиции и вклад в общественное благо[a]. В комментариях, которые продолжили появляться в обзорах следующих томов автобиографии Джердана[75], прозвучали важные вопросы о положении автора в викторианскую эпоху: может ли профессия литератора обеспечить адекватный доход среднего класса, который поддерживал бы автора и его семью на протяжении всей жизни? Доступен ли литераторам карьерный рост, на который могли рассчитывать юристы и врачи, или к концу жизни они обречены на нищету и безработицу? Какую пользу могут приносить литераторы обществу? Осознает ли эту пользу читающая публика и признает ли ее значение, будь то присвоение титула, государственное вознаграждение (пенсия или профессорское кресло) или справедливые законы об авторском праве? Эти споры выявили дилемму, которая осталась нерешенной практически во всех дискуссиях викторианской эпохи о профессионализме в литературе: являются ли писатели профессионалами, потому что они обладают какими-то качествами или знаниями, которые они предлагают общественности, или потому, что они являются постоянными членами профессиональных организаций, имеющих признанный статус в своей области, контролирующих гонорары и осуществляющих защиту труда?

В середине викторианской эпохи (1850–1870‑е) участники дебатов, как правило, подчеркивали качества самого человека, следуя идеям публичной лекции Томаса Карлайла «Герой как писатель» (Hero as Man of Letters) (1841) и менее известной книги Сэмюэля Смайлса «Самопомощь» (Self Help) (1859). Так, например, в рецензии на «Пенденнис» Теккерея Джон Уильям Кэй замечает: «…у [литератора] нет защиты, нет исключительных преимуществ, чтобы защитить его от многочисленных соперников», и «тем более почетно преуспеть»[a] в этом ремесле. Льюис делает такой же акцент, отказываясь признавать литературные провалы «неудачей или невыполнимыми условиями». При этом и Льюису и Джердану было очевидно, что без поддержки со стороны различных учреждений и государственной защиты писатель не сможет обеспечить себе достойный уровень жизни и построить успешную карьеру.

Для писательниц же наиболее актуальный вопрос, как может показаться, заключался не в институциональной или государственной поддержке, а в служении обществу: какую пользу приносит женщина-автор и как общественность эту пользу воспринимает. Это не означает, что женщины не участвовали в институциональной и правовой деятельности. Некоторые, в частности Гарриет Мартино, работали в 1840‑х над созданием Общества британских авторов. Описывая историю этого недолговечного учреждения, Уолтер Безант отмечает Мартино как «самую интересную», «самую проницательную» и «самую дальновидную» из всех участников[b]. Другие, в частности Каролина Нортон, верили в важность государственной реформы и выступали за правовые изменения, которые позволили бы замужним писательницам контролировать собственные профессиональные доходы, избегая принципа покровительства[c]. В своем памфлете «Открытое письмо к лорду-канцлеру по закону об опеке» (полное название – A Plain Letter to the Lord Chancellor on the Infant Custody Bill) (1839) Нортон указывает на право мужей распоряжаться доходами своих жен, в том числе от литературного труда:

Имущество хорошей жены может оказаться в распоряжении плохого мужа: даже ее трудовые заработки могут быть растрачены им на эгоистичные и неподобающие удовольствия, в законе нет ничего, что могло бы помешать мужу тратить деньги своей жены на содержанок или иначе по своему усмотрению[76].

В 1858 году Нортон снова обратилась к этой теме в памфлете «Английские законы, касающиеся женщин» (English Laws for Women in the Nineteenth Century) (1854), используя в качестве доказательства в поддержку законопроекта об имуществе замужних женщин собственное дело о разводе:

Закон не одобряет идею раздельного владения имуществом. Все, что принадлежит жене, принадлежит мужу – даже ее одежда и безделушки: таков английский закон. Ее заработки принадлежат ему. Авторские права на мои работы принадлежат ему по закону[a].

Развернувшаяся кампания была направлена на объединение усилий женщин для изменения английского законодательства и привела к тому, что в 1856 году появилась петиция с требованием принятия законопроекта о собственности замужних женщин[a] и последовавшие за ней учреждения, целью которых была защита женских прав (включая неофициальную группу «Лэнгхэм-плейс» (Langham Place) и официальное «Общество женщин-художниц» (Society of Female Artists). Но в силу отсутствия деловой хватки у Мартино или в силу желания остаться непричастными к публичному скандалу