Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

— Ну, чего встал, как вкопанный? — рявкнула Фрида, когда он встретился с ней глазами. — Если бы боги дали мне больше роста, клянусь, отвесила бы тебе подзатыльник, а то по заднице тебя шлёпать несолидно. Наждачка при тебе? Так марш к комоду. Чтобы через час я видела в столешнице своё отражение.

Парень кивнул и припустил прочь, едва не выронив ящик.

— А теперь что касается тебя, Дунгар. Если думаешь, что после стольких лет можешь просто так прийти, и я встречу тебя с распростёртыми объятьями, потреплю за щёку и чмокну в лоб, то ты ничуть не поумнел с нашей последней встречи.

— Фрида, нам нужно поговорить. Наедине. Дело очень важное. Мне… Мне просто больше не к кому идти.

Женщина-гном вновь нахмурила густые брови, взглянула на Дунгара исподлобья и тяжело вздохнула.

— Идём. Мне лясы точить некогда, но раз уж ты вспомнил о моём существовании, уделю тебе минутку-другую. Радует, что хоть имя моё не забыл. И, надеюсь, остальное тоже помнишь.

Дунгар помнил. И даже слишком хорошо. Фрида была частью его прошлой жизни. Полной не самых приятных воспоминаний, которые, как ему всегда казалось, он давно отпустил, чтобы никогда к ним не возвращаться.

Фрида Бреккенбак примкнула к отряду наёмников «Эрберские зубоскалы» в неспокойные годы после кончины короля Гюнтера, когда едва прибывшего в Энгату Альберта Эркенвальда встретили восстания и мятежи. Бок о бок они с Дунгаром прошли немало мелких стычек и полноценных битв. Гному даже показалось, что в одной из них он зарубил старшего сына тогдашнего лорда Скайна, хоть ему никто и не верил. Со временем молодая улыбчивая женщина-гном стала дорога сердцу Дунгара. Хоть он и был старше неё на пару десятков лет, но среди его народа подобная разница в возрасте никого бы не удивила.

Окончание очередного восстания отряд праздновал в одной из столичных таверн. Служба короне позволяла «Зубоскалам» не бедствовать, и выпивка тем вечером лилась рекой, поэтому воспоминания о нём у Дунгара остались смутные. В ту ночь он настолько потерял голову, что сделал своей боевой подруге предложение руки и сердца. Она же, к его удивлению, согласилась.

Горсть серебра, пьяный священник, и вот Дунгар Велендгрим и Фрида Бреккенбак — муж и жена. Наутро гном осознал, что произошло. Он попытался обратить всё это в шутку. «Похоже, одиннадцатая кружка вчера была лишней!» — сказал он и засмеялся. Вот только в душе ему было совсем не весело.

— Я же тогда тебе подыграла, — вздохнула Фрида, открывая дверь в каморку с кроватью и столом. — Понимала, что ты испугался, да и брак заключён не по гномьим обычаям… Но я и представить не могла, что после этого ты навсегда исчезнешь из моей жизни.

— Как видишь, не навсегда, — усмехнулся Дунгар.

Фрида обернулась, и он тут же помрачнел под её укоризненным взглядом.

— А ведь я сохранила его, — печально сказала она. — То кольцо, что ты тогда подарил на прощание.

Фрида вынула из кармана золотое колечко, как раз под размер её совсем не дамских по человеческим меркам пальцев. На нём красовался крупный рубин, который удерживала в пасти львиная голова.

— Иногда меня посещали мысли его продать, чтобы расплатиться с долгами, но… Рука не поднялась. Думала, совсем тебя забуду, если расстанусь с тем последним, что нас связывало.

— Мне стыдно, Фрида. Ты это хотела услышать? Стыдно так же, как тогда наутро. Боялся, что ты сочтёшь, будто я тебя споил и соблазнил…

— Соблазнил? Ты? — женщина раскатисто рассмеялась. — Ты ведь меня вроде хорошо знал? Неужто, борода дубовая, ты решил, будто я из тех девиц, что развесят уши после пары кружек и раздвинут ноги перед каждым, кто обещает жениться? Дорог ты был мне, болван… Не представляешь, как погано мне было на душе, когда поняла, что ты решил не возвращаться. Думала, вдруг, прознаешь, что я лесопилку выкупила, да решишь навестить, выберешься из своего банка…

— Так ты знала, что я там работаю? — в этот момент Дунгар почувствовал себя особенно паршиво.

— Да весь город знает. И что ты выпивкой проставляешься — тоже. Думаешь, откуда у тебя столько приятелей? А ещё про тебя говорят, будто бы ты в банковском хранилище на горе золота дрыхнешь, как дракон.

— Ну, это они, конечно, загнули, — махнул рукой Дунгар. — Не допускали меня никогда до хранилища…

Гном замолчал и вздохнул.

— Послушай, Фрида. Если сможешь, прости меня. Я тогда и вправду струхнул. Думал, ещё столько всего впереди, рано оседать да семьёй обзаводиться. А потом… Потом просто боялся, что приду, а ты накинешься, напомнишь мне, как я по-свински поступил. Или, что даже хуже, скажешь, что обо всём забыла, и видеть меня больше не хочешь.

— Признаться, я как только тебя увидела, сначала так поступить и хотела, — смутилась женщина. — Ладно. Выкладывай, что у тебя за дело.

Дунгар набрал в грудь воздуха и начал рассказывать.

— Один мой друг, настоящий друг, попал в беду…

Глава 5

Сестёр ордена Аминеи замечать на столичных улицах было не принято. Хоть девушки в белых одеждах сами по себе довольно приметны, но их отправляли по самым разным поручениям так часто, что горожане совсем перестали обращать на них внимание. Тихие, словно кошки, они появлялись на рынках и в лавках, покупали необходимые лечебнице травы и порошки, сообщали богатым и знатным господам, что заказанное ими лекарство готово.

Нередко видели белых монахинь и в бедняцкой лечебнице, что стояла при церкви Админки в восточном районе города, где они, подобно основательнице их ордена, помогали тем, от кого все уже отвернулись.

При этом если прежде молчаливые и скромные сёстры могли услышать брошенную вслед сальную шуточку, то теперь люди Энгатара боялись даже смотреть в их сторону. Наводнившие город братья Железной руки не оставили бы безнаказанной даже самую безобидную выходку в адрес служителей богов.

Поэтому монахиня, что в тот день трижды проделала неблизкий путь между замковой лечебницей и бывшим зданием банка «Феннс и Драйберг», осталась совершенно незамеченной. Раз за разом она пробиралась между спешащих куда-то посыльных и прогуливающихся горожан, мимо лавок и мастерских. Даже если бы кто-нибудь и обратил на неё внимание, то вряд ли сумел понять, что это одна и та же девушка — лицо белой сестры скрывал капюшон.

Её старания не прошли даром. Следующим вечером