Пасха под Гудермесом. Боевые действия в Чечне и Дагестане - Виталий Николаевич Носков

– Вези корреспондента к своим. Святое дело. Благословляю.

«Грозный и днем, как при лунном свете» – эти крылатые слова соответствуют действительности. Остовы сгоревших зданий, гусеницы подорванных танков – таков городской пейзаж после битвы. От Грозного до Червленной – час пути на броне, и везде следы ожесточенных боев: то оплавленный БТР, то останки подбитого чеченскими моджахедами вертолета. Перед мостом через Терек грузили еще два наших, зимой подорванных танка.

Я ехал в легендарные места, где названия станиц: Червленная, Наурская, Шелковская, Гребенская – говорили сами за себя. Эти исконно православные места овеяны славой Терского казачьего войска. Зимой в районе этих станиц шли бои, вели охоту прибалтийские снайперши.

Бои с применением тяжелой артиллерии давно переместились в предгорья Чечни, оставив не менее страшное ожесточение – партизанскую войну. Днем в Чеченской Республике в апреле 1995 года обстановка под контролем внутренних войск России, с наступлением темноты активизируются чеченские боевики: снайперская стрельба, обстрелы из гранатометов, закладка мин. Смерть поджидает каждого, а в «зеленке» – лесных массивах – и на дорогах в особенности.

В Чечне Курганскому СОБРу (Специальный отдел быстрого реагирования) Управления по борьбе с организованной преступностью выпала на долю противотеррористическая деятельность: борьба с бандгруппами, изъятие оружия, заслоны, засады, другие специальные операции. И в Главном управлении объединенного штаба МВД РФ Курганский СОБР, я уже знал, был на отличном счету, как для такой работы подготовленный, тренированный, смелый, а самое главное – результативный.

С Курганским СОБРом я познакомился в феврале 1995 года. Выступал у них с лекцией о Далматовском Свято-Успенском монастыре, потом видел выучку собровцев на показательных выступлениях, и вот – командировка в Чечню. Как было не повидать земляков…

СОБР из Кургана – автономная команда. Его походная палатка в лагере сибирского полка внутренних войск. В палатке пятнадцать зауральцев: курганцы, двое шадринцев и еще два оперативных офицера из других городов.

Командир Курганского СОБРа подполковник МВД Евгений Викторович Родькин – ветеран Афганистана. Он точен в движениях, обстоятелен, сдержан, а темно-карие глаза скажут наблюдательному человеку о сверхбыстроте реакции, мудрости и чувстве юмора, без которого на войне нельзя.

СОБР – элита специальных сил МВД России. В мирной жизни он предназначен для освобождения заложников, охраны судей, свидетелей и другой работы, которую могут осуществить только специально обученные люди.

Собровцы России в Чечне с первых дней войны. Курганский отряд прибыл в место своего расположения ближе к середине марта. В палатке у офицеров мне попалась на глаза редкая брошюра под названием «По указу Петра», рассказывающая об истории терских казачьих станиц, ставших районом боевых действий офицеров из-за Урала. Элитным подразделениям всегда была свойственна оправданная любознательность: как общаться с коренными жителями, не зная их сути?

Наурский и Шелковской районы Чечни – это местность, откуда русское население выдавливалось дудаевцами. Все время режима Дудаева – ни зарплаты, ни пенсий, ни защиты правоохранительных органов. У русского можно было отнять всё, что приглянулось вооруженному боевику: жизнь, дочь, жену. По телевизору, радио, в газетах царствовал декларативный интернационализм, дудаевские призывы: «Русский и чеченец – братья навек!» А в реальной жизни: камень к ногам – и в Терек. Сотни обращений от русскоязычного населения в российскую Комиссию по правам человека, западные миротворческие организации оставались без ответа.

В первые недели после приезда в заданный район Курганский СОБР столкнулся с тем, что потомки казаков-героев разговаривали, глядя в сторону, потаенно шепча: «Братки, не оставляйте нас, только не уходите». Говорили, почти отвернувшись, боясь ночного прихода дудаевцев, мучительной смерти под пытками.

Первым, с кем помог встретиться подполковник Родькин, был казак из Червленной. Тот рассказал, как три года на проходящей рядом железной дороге грабились российские поезда: хищнически, с точным знанием, что везут, сколько и что в вагонах будет в следующий раз. «Беспредел был немыслимый. Почему Россия терпела такой бандитизм, геноцид русского населения? Дочку два года не выпускал на улицу. Боялся, украдут. Разломают на части, как куклу. В лучшем случае изнасилуют».

В станицах, на дорогах, по которым мотался БТР № 198, приданный курганцам, только самые смелые русские женщины благословляли наших парней, сидящих на броне, крестным знамением – на воинское счастье. И оно у зауральцев было.

Из нескольких боев, побывав под минометным и пулеметным огнем, ребята вышли с результатом и возросшим уважением к своему командиру – подполковнику Евгению Викторовичу Родькину, который, не кланяясь пулям, умело решал поставленные задачи и, не в ущерб делу, берег людей.

В первый вечер мы говорили с подполковником до поздней ночи. Это было Вербное воскресенье. Над лагерем то и дело взлетали осветительные ракеты, иногда наши блокпосты напоминали о себе автоматной стрельбой. В эти минуты замолкали шакалы, которые с наступлением тишины снова начинали свои тявкающие, нервные песни.

Евгений Викторович говорил, какое это неуютное дело – война. Я расспрашивал об афганских боях, о которых он рассказывал куда охотнее. Та война, хотя и не отболела, уже подчинялась анализу, и разговор о ней шел стройнее, чем о Чечне. «Приказ для офицера – закон чести, – говорил подполковник Родькин. – Я выполнил все приказы, которые отдавались мне. Но есть еще чувство ответственности перед матерями, женами, детьми офицеров, с которыми мы здесь. Я должен вернуть их семьям живыми, здоровыми». Вот такой был ночной разговор.

Палатка боевых офицеров СОБРа – это не ночлег в пресс-центре Объединенного командования. Хотя та же холстина над головой, под ногами утрамбованная земля с упрямо пробивающейся травой. А вот ночные тени – резко другое, таинственное, словно материализованные обрывки военных снов смертельно усталых людей. Если в пресс-центре, размещенном в аэропорту Северный, офицеры комендатур, уплотнившие журналистов, могли себе позволить лечь далеко за полночь, офицеры Курганского СОБРа, когда не случалась ночная работа, проваливались в сон, как под лед.

В первую ночь под защитой вооруженных земляков я мысленно закреплял в памяти увиденное в Чечне, где никому не надо было объяснять, почему из всех центральных газет едва ли не только «Красная Звезда», «Щит и меч» и журнал «На боевом посту» духовно расположены к солдатам России и в состоянии объективно рассказать о войне, а никак не мелком вооруженном конфликте, как втолковывают обывателям.

Готовясь к выходу из состава России, Дудаев создал по-современному вооруженную, обученную армию. Россия, словно пребывая в плену баптистских религиозных идей, воспитывала отвращение к оружию. Дудаев же совершенствовал молодежную военно-спортивную подготовку. Россия безалаберно разоружалась, как мог позволить себе только душевнобольной, а дудаевская Ичкерия, избрав государственным символом волка, всю свою жизнь подчинила будущей войне. Если коснуться даже самого малого – экипировки элитных подразделений МО, МВД РФ, то