Забытый дом - Анна Васильевна Дубчак

себе самый дешевый напиток, просто чтобы иметь возможность находиться там. Мы девчонки, и взрослые мужчины понимали, что мы там делаем, что нам просто интересно, любопытно, нам нравится там, мы изучаем жизнь, и зачастую нас угощали. Когда кто-то из мужчин позволял себе грубые намеки или откровенно приглашал нас или одну из нас к себе в машину или домой, или просто поразвлечься, мы смывались оттуда.

Света считала, что когда мы подрастем, то надо будет найти либо хорошего, доброго и непременно богатого мужа или же просто найти какой-то волшебный (она так и говорила) источник денег и жить вместе, радуясь каждую минуту, не отказывая себе ни в чем. Учиться она не собиралась, считала это убийством времени. Работать тоже не хотела. Ей нравилось читать, смотреть кино, ходить в театры (покупались самые дешевые билеты), в цирк, путешествовать или просто кататься на электричке или даже на автобусе на дальние расстояния.

Мы путешествовали, добирались до каких-то деревень, поселков, ели в сельских кафе жирные котлеты с макаронами, непременные щи или винегрет и жалели в душе деревенских жителей за то, что им приходится вкалывать на земле или возиться с животными, чтобы добыть себе на пропитание, на самое необходимое. Она словно специально показывала мне издали коровники, фермы, где трудились люди, и говорила, что вот это — самое настоящее дно жизни.

И я соглашалась с ней. Я вообще всегда с ней соглашалась.

Однажды мы сошли с автобуса и пошли по дороге в сторону деревни со странным названием Чернеть.

— Чернеть! Это что за название такое? — изумилась я. — Как можно вообще жить в Чернети?

— Да отличное название. Это край цивилизации. Видишь, какая маленькая деревня и как мало там жителей. А вот этот дом, смотри, он аж почернел от злости, что его бросили. Он давно не топлен, внутри наверняка грязно и холодно. Вот когда-нибудь, когда нам надо будет спрятаться, мы приедем сюда…

— Зачем нам прятаться? — удивилась я.

— Блу, да ты пойми, вся наша жизнь — это сплошные контрасты. И удовольствие мы получаем как раз от этих контрастов. Ну, к примеру, ты поела соленой рыбы и тебе потом хочется пить. Или ты замерзла на морозе, приходишь в тепло, греешься, и это кайф. Или, наоборот, перегрелась в бане и тебе хочется нырнуть в сугроб, и только там ты снова захочешь в тепло…

Я не понимала ничего из того, что она говорила про контрасты.

— Когда тебе станет скучно, когда захочется разнообразия, мы приедем сюда и поселимся здесь на недельку. Поймем, как здесь можно жить, вернее, как ужасно здесь жить, и потом, уже с новым чувством, вернемся в город, в цивилизацию, ты бросишь в ванну с горячей водой ароматные бомбочки, плеснешь туда пены и погрузишься с головой в эту благодать…

Света была и есть самая близкая моя подруга, и находиться рядом с ней — огромное счастье.

Мне нравится в ней все. И ее манера разговаривать, хоть я и не все понимаю. И то, как она одевается и красится. Она делает такие тонкие, восхитительные стрелки на веках, что я до сих пор не понимаю, как ей это удается. Они такие длинные, и ее глаза становятся удлиненными. Как у лисички. И ведь ни разу рука ее не дрогнула.

Мне нравится, что она смелая в одежде. Что запросто носит все красное, даже когда кто-то пытается смеяться над ней. Она купила себе недавно красные плотные колготы «Мерилин» за тысячу рублей. Не все девчонки могут позволить себе колготки, которые привлекают внимание не только цветом, конечно. Они словно кричат: посмотрите, какие стройные ноги, они просто идеальные! Нет, конечно, она носит не все красное, но какая-то важная деталь обязательно красная. То красный огромный шарф, который обвивает шею, то пальто или куртка, то юбка, то брюки, а летом — красное платье, красные босоножки…

А я ношу все голубое или синее. И хотя мне иногда надоедает этот цвет, но я смотрю на Свету, на то, какая она интересная в своем красном и как обращает на себя внимание, и мне становится легче… А я вот Блу!

Но голубые колготки я, конечно, не ношу. Покупаю синие. Обычно мы со Светой ходим и выбираем мне одежду вместе. И все, что выбирает мне она, меня устраивает.

…Как она убила свою соседку Веру Семеновну? Утопила в ванне, на даче. А потом с помощью ее мертвого пальца открыла телефон и добралась до блокнота с заметками, среди которых были (вот ведь везение!!!) страницы с паролями, и, таким образом, до некоторых ее банковских карт. Большую часть денег перевела на одну из них, деньги с которой и планировалось обналичить.

Деньги с банкоматов в Москве снимала я. Одевалась так, словно вешу сто килограммов, натягивала шапку почти на нос, и готово дело!

Обычно я делала это неподалеку от фуд-кортов в торговых центрах, где есть туалеты, в которых я переодевалась и после проделанной работы из толстой телки превращалась в тощего тинейджера в шапке другого цвета (все так же глубоко надвинутой на нос), который быстро растворялся в толпе.

Веру Семеновну долго никто не искал. И не знали, что ее уже нет в живых. А потому никому и дела не было до того, что с ее карты снимаются деньги…

Наличные же, что она хранила в ее квартире, забрала Света. Ключи она забрала из ее сумочки еще на даче.

Как же мы с ней нервничали в то время! Нас трясло, колотило, мы вздрагивали от каждого звонка в дверь, боялись, что нас вычислили, что теперь нами займется полиция. Но нам же всего четырнадцать! Кто на нас подумает?!!!

13. Февраль 2025 г. Женя

— Ее зовут Светлана Николаевна Каляпина, — сказал Ребров Жене по телефону, когда все трое, она, Журавлев и Петр, рассматривали основательно забитые продуктами и хозяйственными товарами полки в сельском магазине Чернети.

У Жени радостно заблестели глаза.

— Отпечатки пальцев в доме совпадают именно с ней. Она есть в базе. Каляпина проходила как свидетель по делу о пропаже Татьяны Викторовны Муштаковой. Хотя что-то мне подсказывает, что ее могли и подозревать, иначе на каком основании снимали отпечатки?

— Муштакову не нашли?

— Пока нет. Ее нет уже больше полугода, но поиски, как вы и сами понимаете, продолжаются. Мы же все знаем, что если в течение пяти лет информации не поступает, то поиски приостанавливаются, а так вообще-то они длятся пятнадцать лет.

— Валера, Светлану-то нашли, поехали к