При свете зарниц (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

«Дорогой Вадим Валерьевич!

С Новым годом Вас! К сожалению, наша многоуважаемая Елена Ивановна чуть было не преподнесла мне горький новогодний сюрприз: оказывается, у вас была представительница „Волги“ Коркина и своими „мудрыми“ размышлениями о повести всполошила весь „Современник“. Мой редактор уже готова внести неожиданные поправки налево и направо, изменить весь ход, всю основу, всю суть повести. Даже по-новому пройтись и по многострадальному роману. Как же это так? В течение трёх-четырёх лет сколько рук перелопатило рукопись, получены добрые рецензии, и сама Елена Ивановна очень полюбила повесть. Вдруг приезжает провинциальная сотрудница из захудалого журнала, разрушает дом, который мы с Эрнстом Ивановичем и доброй Еленой Ивановной построили. Перевод Эрнста Ивановича прочли и у нас, в том числе и прекрасный стилист Рустем Кутуй. Все они восхищены тонкой, умной и талантливой работой Сафонова. И я уже грешным делом подумал: вот, наконец, встретился мне в пути переводчик, созвучный мне душой своей.

Дорогой Вадим Валерьевич! Я твёрдо уверен, что нет никакой необходимости вносить какие-то корявые поправки, бояться чего-то. Повесть наполнена светлой любовью к старухе Бибинур, к жизни. В наш жестокий век она прозвучит гимном добру и любви. Что здесь менять? Кого бояться? Возьмите произведения Василя Быкова, Фёдора Абрамова. Разве моя повесть хуже их произведений? Надо отнестись к ней серьёзно, и очень серьёзно, и не давать махать хвостом саратовским сорокам. Вы же человек высокой души и поймёте меня.

С глубоким поклоном АЯЗ».

Параллельно А. Гилязов направил письмо и переводчику повести:

«Дорогой Эрнст Иванович!

Буквально перед Новым годом позвонила мне наша Елена Ивановна. Сильно меня огорчила: оказывается, приехала из Саратова Коркина и наплела всякую чепуху! Три года рукопись находится в издательстве, читали её все: и зам, и сам, и редактор. Переводчик сделал прекрасное дело. И вдруг, стоило какой-то […] нашептать, устрашить, всё резко изменилось… Елена Ивановна испугалась, видит всякие кошмары и готова уже всё разрушить, сломать. Она согласна изменить и роман, и всю концепцию повести. Ладно, скрепя сердце я согласился на журнальный вариант в Саратове, хотя и не предполагал, что тамошние шакалы съедят пятьдесят страниц. Речь с Коркиной шла о самых минимальных сокращениях. Повесть они не поняли, и никогда не поймут произведение такого уровня. В декабре я был в Кисловодске и перерыл двухгодичную прозу журнала „Волга“. Это же смешно, что они печатают. Когда в их руки попало прекрасное произведение, чувствую, что они досыта покуражились.

Вторая новость: здесь сборник рецензировал Рустем Кутуй. Он восхищён Вашей работой. Ему очень понравился сборник, особенно наше общее дело».

Cохранившаяся в архиве писателя переписка со всей очевидностью рассказывает о том, как трудно было писателю пробить дорогу своей повести.

Чтобы очертить масштаб изменений, предлагаем вниманию читателей один из отрывков, описывающий похороны председателя Джихангира, который исчез из произведения по настоянию редактора:

«На кладбище произносились короткие речи…

Камария (в одной из первых редакций повести именно так зовут главную героиню, в дальнейшем писатель выберет для неё имя Бибинур. – М. Х.) многих из них не знала, однако все они ей показались очень умными, уважаемыми людьми, так как отзывались о Джихангире с похвалой и поклялись увековечить его память. Когда незнакомые люди, закончив свои выступления, вытирая белыми носовыми платками выступившие в уголках глаз слёзы, потянулись в сторонку, появился один человек, одетый в тонкий белый плащ, на круглую шапку которого была повязана аккуратная белая чалма. Интересно, где он был до этого?… Наверное, стоял за кустами. Если бы он был впереди, Камария должна была его непременно увидеть… Жители Верхней деревни заволновались, не скрывая своего недовольства.

Кто-то вполголоса произнёс:

– Они что удумали: решили позвать муллу?

Один из жителей деревни Биш (в одной из первых редакций повести именно так называется родная деревня Джихангира, в дальнейшем писатель переименует её на Тегаржеп. – М.Х.) в ответ спросил:

– А вы что, хотели похоронить без муллы?

– Советского человека негоже так хоронить, – ответил прежний голос.

– Он не был муллой, долгие годы работал учителем, коммунист… Его как-то позвал к себе Джихангир и сказал: „Бадретдин-абзый, мы хотим взвалить на тебя ответственную работу. Старики уходят в иной мир один за другим, у нас не остаётся человека, который бы знал погребальные обряды, мог помочь организовать достойные похороны в соответствии с национальными обычаями. Ты ведь в молодости учился в медресе, возьмись, пожалуйста, за исполнение этого нелёгкого дела, в твоём окружении в помощь тебе должен быть человек средних лет“. С тех пор Бадретдин-абзый провожает всех в последний путь.

За это время из-за деревьев подтянулись ещё пять-шесть стариков, Бадретдин в чалме красивым, поставленным голосом неспеша прочитал Коран, а старики, выстроившись у могилы, в память об усопшем – дога. Старуха Камария незаметно для окружающих стала искать в кармане мелочь для милостыни (садака), однако, сколько ни старалась, ничего, кроме крошек, там не обнаружила. Когда её рука наткнулась на кусочек сахара, завёрнутый в листок из тетради, который утратил свою форму, она, не зная куда его деть, посмотрев по сторонам, смутившись, „лишь бы люди не заметили“, в растерянности положила себе в рот. Душа старушки обмирала от страха при мысли, что она сосёт сахар в столь ответственный момент, когда четыре старика, присев по углам могилы, читают погребальную молитву. Старушка съёжилась, отчего стала ещё меньше… (Примеч. автора – А. Г.: именно официальные лица, выходя с кладбища, делали вид, что не заметили муллу, сгрудились за забором в стороне от ворот в ожидании, когда завершится обряд погребения. Камария встала рядом с привязанной неподалёку козой, словно она здесь находится из-за неё. Кого испугалась, сама не знает. Люди, покинувшие кладбище, говорили только о нём…)

Старуха пришла в замешательство от посетившей её мысли: „Люди при должностях обретают покой сейчас на русском кладбище. И её старик обрёл последнее пристанище на чужбине, в братской могиле… В групповом захоронении…“ (Подстр. пер.)

Из текста повести исчез также отрывок, который объясняет, почему старушка Бибинур умирает в пятницу, вечером… (священный день начинается с заходом солнца накануне и продолжается до захода в пятничный день), в чём состоит грех героини. Перед тем как посватать сестру за старика Галикая, Бибинур пытается вспомнить, можно ли судьбоносные решения принимать в четверг, с горечью признаётся себе: „Она прожила жизнь, не усвоив обычаи, не соблюдая обряды. Её жизнь не вместилась в обычаи. Если ей ещё Бог отмерил жизни, то она больше бы не спешила…“ (Подстр. пер.)

Интересен на наш взгляд и отрывок о лицемерной, продажной сути собаки Карабай, которую приютила старушка