«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

да нас солдат вспоминали, тужили, горевали, а все это не к чему делать. «Что это дает вам для жизни!» – как говорил один мой знакомый; я так же говорю. Ты, мама, мне много написать чего-то хотела, поделиться какими-то горестями, потужить со мной вместе, рассказать о чем-то многом, но ничего ты мне не сказала и остался я в раздумье над твоим письмом. Так ты мать, моя, пиши мне в следующем письме о всем наболевшем, о горестях, радостях, о сестрах, может они еще глупостями занимаются, всем делись мать со мной, мне интересно все о семье знать, ведь, хотя и я и далеко, но помогу всегда вам. Вот моя просьба, мам, пиши.

Ты, мама, пишешь, что я скрываю, не все пишу о себе. Не верно, мать, ну, что я могу написать многое о себе. Ведь многое мне просто нельзя писать, а что можно писать, так получиться скучно всем и неинтересно. Поверь, родная. Ну, зачем бы вам я скрывать стал?… Жил я всяко, как говорится, было и трудно, много пережил, страдал, пугался, но все перенес, остался целым, невредимым физически; душевно, морально не только не пошел по наклонной плоскости вниз, наоборот, выучился и в знании жизни… Строже, требовательнее к себе стал, молод душой и телом, хотя и кажусь тебе стариком и лысым. Вот такие дела. Сейчас живем хорошо, как бы еще объяснить: ем, пью вволю, работал с удовольствием, с желанием, поэтому мне легко, к тягостям войны привык, со мной друзья, есть с кем поделиться, помечтать о том, как я пойду в гости к Вале Толщину; он меня встречает, девчата, веселье и т. д. Это так шутим мы друзья-товарищи. Нам весело – и мы идем вперед к победе дальше крепко бьем врага, ибо у каждого из нас благородная цель в сердце – защита Отечества. Сам я есть работник комсомола, я писал об этом, выполняю и партийную работу – люблю эту работу и всей душой берусь за нее, до сих пор пользовался авторитетом и т. д. Вот моя жизнь но, мама, вот эти строчки пишу, стыдно мне – ибо это бахвальство – но раз уж просишь. А в котором письме тебе писать об этом и вовсе смысла нет. Ну а война войной. Тяжело иногда и опасно, но мы знаем, что все, что каждый из нас сделает полезного – все это для Родины, для народа. Целую, мама!..

Папа, гвардейский привет тебе и твоим друзьям от сына. Пиши о своих успехах. Очень интересуюсь. Любящий тебя, Гурий.

Вот так мечтая о прошлом, прямо глядя в будущее, я увидел весь Советский Союз от границ Монголии, от границ Польши, оставив позади Киев, Львов, Перемышль – там, где деды, отцы бились за свободу и независимость Отчизны. Гурий!

06.08.1944 г. …Здравствуй папа!

Вот что хотел я сообщить. Недавно проезжали Львов, немного осмотрел его, город цел, красив, но узкие улицы. Население суетилось, жило прежней жизнью города, интересно было мне смотреть на девушек, одетых по моде, выдуманной Гитлером, мужчин, шагавших с портфелями, спешивших куда-то и т. д. Был, папа, в Ярославе, был в г. Жмудь, форсировал р. Вислик. Сейчас уже на истинно-польской территории. Язык их понимаю пока. Живут, многие не знают о нас, многие не так представляют. Их ведь в своем духе воспитывали. Вообще относятся неплохо, интересуются где их польская армия. Вообщем, папа много интересного. Но все не напишешь, поговорить бы – другое дело. Ну, возможно скоро встретимся, поговорим, как прежде, я тебя прежним представляю. Целую, папа! Маму тоже целую, а то обидится. Привет от меня твоим товарищам и всем родным и знакомым!

Всего доброго, Вам! До свидания Гурий – Сын ваш!

09.09.1944 г. Здравствуй, мама!

Я снова в своей части, встретил товарищей, друзей. Получил ваши письма, но теперь они уже устарели… Пока сейчас отдыхаю, но на днях примусь за свою старую работу. Сейчас объясню почему я выбывая и не велел вам писать. 2 августа под г. Жмудь это по Краковскому шоссе я был ранен в левое бедро. Был в госпитале. В свою часть думал, что не попаду. Но сейчас здоров, хожу нормально, кость не задело, пока отдыхаю. Вот и все. Был еще 16 июля ранен, но еще легче, к 26 июлю уже зажило.

Не писал вам потому, что не хотел вас беспокоить. Простите за это! Теперь пишите обо всем, что интересует. Жив буду, писать часто буду.

Пишите скорее! Жду! Жив и здоров сын Г. Цыбин. До свидания. Всем привет.

15.10.1944 г. Милая сестра!

Я жив и здоров работа идет, пока отдыхаем. Ты идешь учиться, ты уже выросла. Мои требования: кадриль тебе не нужна и ты ее брось, учись культурно танцевать, перед тобой светлое будущее, я и сейчас жалею, что не умел танцевать, мне из-за этого часто тяжело. Учись по-человечески. Привет … и учителям, кто жив. После напишу. Сейчас не могу! До свидания. Твой брат.

19.10.1944 г. …Сейчас, папа, нахожусь на непродолжительном отдыхе. В боях был не очень долго, но пришлось очень тяжело. Проехались по тылам у врага, дали ему как следует. В этих боях погибли трое из нашего экипажа. Сейчас мы вдвоем с механиком-водителем. Он из Кировской области. Живем пока хорошо. Всего вдоволь. Возможно скоро поедем мстить врагу за потерянных товарищей. Будем живы, будем гнать за границу, а она рядом, мы ее пройдем и это будет скоро. Здоровье хорошее, живем у украинских жонок, тетушек и бабушек. Встречали нас освобожденные хорошо, горилка, сало, привет и люлка, но есть среди их, кто ненавидит нас, кто продал родину. Они прогадали. Привет всем. Охота выпить с тобой, отец, поговорить есть о чем. До свидания.

26.11.1944 г. Добрый день, папа!

Вы все сделали для нас и мое вам сердечное спасибо. Теперь вы говорите, что я все не откровенен. В чем же, папа? Поверь, что все, что может касаться коренных изменений в моей жизни я сообщаю вам, не пишу только о том, что сам считаю глупостью, пустым развлечением, временной затеей. Вот пример: Вижу, что много вы передумали о моей «тайне» к Дине, а она заключается лишь в том, что я хотел подробно узнать у нее о Нине Костериной, ибо она вдруг начала мне писать и фото прислала; я удивлен был, почему 3 года не писала и вдруг. Поэтому чтобы не попасть в глупое положение, чтобы не замарать себя, свою и вашу добрую честь, я, прежде чем что-либо предпринять решил осведомиться у Дины. А вы: