Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

В своей работе ОАСМ Лосев, комментируя диалог «Кратил», резюмирует его основной замысел не только как постановку проблемы о значимости идеальной природы имени и об отношении ее к вещам [57, 415], но и как указание на необходимость отражения подлинным именем вечной и неподвижной сущности вещи, которая «есть в вещи то, что есть само по себе» [57, 415 – 416]. Не менее важна для Платона в этом диалоге и задача борьбы с субъективизмом – утверждением определяемости человеческого знания объектами [см.: 85, 1, 832].

14*

Ср. комм. 41 * к ВИ.

15*

Об однобоком понимании феноменологического метода, применявшегося, в частности, Платоном и использующего «относительное отрицание» фактов, отвлечение от наличной данности для ее осмысления, Лосев говорит в работе ОАСМ [57, 310 – 311]. См. также комм. 77* к ВИ.

16*

См. комм. 48* к ВИ.

17*

Подобная точка зрения была выдвинута эпикурейцами (см.: [49, 5, 202]).

18*

Об этих взглядах Аристотеля со ссылкой на «Метафизику» (XIII 10, 1087 a 4 – 25) Лосев говорил в работе КПА [51, 594], предлагая свой перевод данного текста и комментарии к нему [51, 658, 700 – 701].

19*

О важной роли интерпретации предмета при его именовании говорится в платоновском диалоге «Кратил» (395e – 397b). В комментариях к этому диалогу Лосев подчеркивает указанную Платоном возможность разной степени присутствия объективной сущности вещей в субъективном сознании человека [85, 1, 828, 831, 834]. Кроме этого, Платон утверждает необходимость существования такого воспроизведения сущности, которое будет совершенно адекватно самой сущности (предельно возможная, полная интерпретация), т.е. случая, когда сущность целиком отражается сама в себе [85, 1, 831]. Этому соответствует утверждение о «само-предикации», изложенное Лосевым в работе ИЭУ [50, 349]. Кроме того, укажем на одно из ключевых положений, высказанное в этой связи Лосевым в работе ВИ о том, что понимаемый (и в той или иной степени интерпретируемый) нами образ вещи необходимым образом должен принадлежать самой этой вещи, иначе можно будет говорить только о наших фантазиях относительно предмета познания, но никак не о познании самого этого предмета. Другими словами, «идея» вещи не может быть только достоянием нашего (или любого индивидуального) субъективного сознания, она должна быть свойственна самой вещи.

«Итак, раз я что-нибудь понимаю, то сама вещь должна быть не просто вещью, но понимаемой вещью, т.е. в ней должен быть тот или иной аналог моего понимания…» (С. 59 наст. изд.).

Об этом же Лосев говорит и в более поздних работах. Так, например, во «Введении в античную мифологию» он подчеркивает:

«Понятие вещи, находясь в самой вещи, не есть, однако, просто сама же вещь. Оно существует в вещи и везде, решительно во всех ее частях, и в то же время нигде, т.е. вовсе не есть какая-нибудь ее отдельная часть, или даже сумма всех ее частей… А с другой стороны, не будучи самой вещью, т.е. не будучи ни какой-нибудь ее частью, ни суммой ее частей, понятие… есть только абстракция вещи. Оно находится сразу и везде во всех частях вещи, т.е. одновременно присутствует в разных местах и все эти части собой определяет…» [35, 239 – 240].

Но, в соответствии с некоторыми теориями античной философии, понятие активно проявляется и вне вещи. Так, при анализе философии Эпикура, Лосев специально подчеркивал:

«Существует не только смысл сам по себе, т.е. отвлеченно-мыслимый смысл, но и смысл выразительный, смысл не для себя, а для иного, смысл понимаемый, умно-фигурный» [66, 301].

Более подробно об интерпретации у А.Ф. Лосева см.: ДХФ [41, 39 – 43, 72]; «Введение в общую теорию языковых моделей» [36, 31 – 34]. О связи символического образа мышления с проблемами интерпретации и их влиянии на формирование мировоззрения см.: [64, 37 – 38; 56, 356]. См. также комм. 49* к ВИ.

20*

См. комм. 81 * к ВИ.

21*

Лосев не был согласен с постулированием самого принципа существования «вещи-в-себе» как исключения из доступности познающему мышлению. В упрощенной форме этот принцип критиковался Лосевым неоднократно:

«…а что, эта самая вещь-в-себе отличается чем-нибудь от прочего или нет? Если она ничем не отличается, она не есть нечто; следовательно, о ней нельзя сказать даже того, что она есть вещь-в-себе (ибо это уже ведь есть нечто), и она превращается в пустые звуки, не имеющие никакого значения. Если же вещь-в-себе отличается от всего прочего, то она отличается чем-нибудь, т.е. она – нечто, она имеет признаки, она познаваема, она вовсе не есть вещь-в-себе» [49, 6, 589; ср.: 38, 221; 65, 620, 699 – 700, 792; также ср.: 23, 80 – 81].

С аналогичной точки зрения смотрел на эту ситуацию и Г.В. Плеханов:

«Мы, действительно, лишены всякой возможности ответить на вопрос, что такое вещь сама по себе. И это по очень простой причине: вопрос: „что это такое?“ предполагает, что данная вещь имеет свойства, которые должны быть указаны; этот вопрос сохраняет какой-нибудь смысл единственно только при этом предположении. Но „philosophical people“, толкующий о непознаваемости вещей самих по себе, заранее отвлекается ото всех свойств вещи и этим отвлечением делает вопрос нелепым, а потому и ответ невозможным» ([86, XVIII, 387], см. также [86, VII, 309]).

Примечательно, что Плеханов в этом вопросе опирается на мнение Гегеля о своеобразной субъективизации Кантом свойств вещи. См. также комм. 17* к ВИ.

22*

Категория «становление» подробно рассматривается в работах АКСН [34, 131 – 133, 376 – 378], ДХФ [41, 169 – 170], ДОМ [43, 428], а также и в настоящей работе – С. 304 – 329.

23*

Здесь и далее Лосев, кратчайшим образом излагая методику «идеалистической» («чистой») диалектики и утверждая ее неразрывную связь с теорией символа, возвращается к полемике с диалектикой «материалистической», не проводя, однако, этого разделения и, тем самым, в скрытой форме отказывая последней в праве именоваться диалектикой. Уже в Предисловии (1925) к работе АКСН автор весьма резко, но в то же время и предельно четко ставит проблему соотношения используемого им научного метода, базирующегося на достижениях античной философии, с основными принципами утверждающейся советской идеологии:

«Тут одно из двух. Или нужно дать волю чистой диалектике, и тогда – прощай, диалектический материализм и марксизм! Или мы выбираем последнее, и тогда – прощай, античная диалектика