Алхимаг: Горю, но не сгораю! - Михаил Ежов

Нужно было понять, в каких взаимоотношениях находятся все эти союзы и объединения, как гласные, так и нет. Ведь скоро мне придётся с ними взаимодействовать, и ориентироваться в подобных вещах просто необходимо.

Глобально, население империи делилось на дворян и простолюдинов. Последние объединялись в гильдии, которые были чем-то вроде профсоюзов, но с более широкими возможностями. Существовали гильдия ремесленников, гильдия изящных искусств, гильдия финансистов, гильдия услужения и прочие. Некоторые возникали как мелкие союзы, которые затем поглощались более крупными.

Отдельно стояли профессиональные военные. Часть из них была принята в кланы, другие оставались наёмниками. Кроме того, имелась государственная армия. В случае войны, как та, что велась сейчас с И-чаном, кланы были обязаны предоставить отряды полностью снаряжённых войск, включая боевую технику, для сражений с внешним врагом. Содержание этих частей также возлагалось на кланы.

Дворяне состояли в двух фракциях — Белого тигра, возглавлял которую князь Колокольцев, министр просвещения, и Золотого карпа, которой ныне предводительствовал лорд-протектор, Александр Романов, великий князь и брат императора Петра Четвёртого, прикованного к постели из-за болезни.

В первую фракцию входили клан Карамзиных — медиков, генетиков и фармакологов, клан Ушаковых, занимавшихся судостроением, в том числе, военным, а также предоставлявших морские офицерские кадры, клан Колокольцевых, ведавший прессой, телерадиовещанием, печатной промышленностью и Интернетом, клан Мещерских, чьим профилем были сельское хозяйство и пищевая промышленность, а также клан Гинцбургов — каббалистов-артефакторов, клан Яковлевых, делавших деньги на лёгкой промышленности и рыбном промысле, и могучий клан князей Щербатовых, занимающийся добычей ископаемых.

Вторую фракцию составляли клан Зубатовых — кибертехников, клан Радищевых, промышленников и заводчан-фабрикантов, клан Чеботарёвых, ведавших энергосистемами, автомобилестроением и бронетехникой, клан авиаторов Чагиных, клан давних выходцев из Пруссии Кляйнмихелей, строивших железные дороги и выпускавших поезда и городской общественный транспорт, а также правящий клан Романовых, владевших оружейными заводами в Туле, Златоусте и других городах. Они же производили артиллерию и боеприпасы.

Если посмотреть внимательно, то становилось ясно, что большинство кланов были вынуждены сотрудничать. Например, производителям боевой техники, кораблей и поездов никак было не обойтись без добываемых металлов, а рыбный промысел стал бы невозможен без кораблей. Так в империи достигалась некая гармония. Весьма относительная, разумеется, ведь все эти кланы норовили обставить друг друга, как только могли. И эта конкуренция часто выливалась в настоящие войны. Иногда в результате целые семейства переставали существовать. Но кланы оставались на плаву. Они объединяли множество дворянских родов по всей империи и представляли собой огромную мощь. Кроме того, каждый клан имел собственный банк, что делало его относительно независимым.

Даниил Зубатов, имевший наглость выразить недовольство моим возвращением в Менториум, являлся старшим сыном главы клана. Именно он должен был стать преемником своего отца и однажды занять его место на вершине этого мощного союза, разрабатывающего кибертехнологии. И я умудрился с ним разосраться. Конечно, инициатором был он. Но сам факт удручал.

Впрочем, на род Зубатовых, как и на Карамзиных, в империи смотрели косо.

Всё из-за того, что первые вставляли себе имплантаты, а вторые частично меняли при Посвящении отпрысков ДНК-код, чтобы получить новые способности. Вносить наследуемые мутации закон запрещал, но ходили слухи, что Карамзины всё равно корректируют свой генофонд.

В империи считалось, что подобные эксперименты противоречат идее внутренней алхимии. Дескать, человек не должен полагаться на подобные «костыли». Рассчитывать нужно только на себя и силу своего духа. Ну, и тела тоже. Только алхимагия, и никакого читинга. Что касается генетических экспериментов, то считалось, что наследуемые мутации могут так изменить генофонд, что открытый рано или поздно Магистерий окажется бессилен дать таким людям бессмертие. Но, вероятно, Карамзины в это не слишком верили. Если, конечно, слухи о них — правда.

Добравшись до Менториума, я вошёл в фойе и сразу увидел Зубатова. Парень стоял у гардероба — сдавал шубу. Лёгок на помине, так сказать.

Он меня заметил, когда получил номерок и двинулся вдоль очереди. Усмехнувшись, изменил направление и направился ко мне.

Твою ж мать! Что этому придурку надо?

Глава 8

Зубатов остановился справа от меня, глядя сверху вниз с откровенной насмешкой.

— Привет, — сказал он громко, явно пытаясь привлечь внимание окружающих. — Значит, взяли тебя обратно? Поздравляю.

— Спасибо, — ответил я подчёркнуто холодно. — Мило, что ты решил подойти.

— О, ерунда, — в тоне моего собеседника прибавилось сарказма. — Не стоит. Не каждый день удаётся поболтать с Печатником.

Так, похоже, парень всё-таки решил пойти на обострение. Интересно, с какой целью.

— Ты, видимо, невнимательно слушал меня в прошлый раз, — ответил я, тоже улыбнувшись. — Или с памятью у тебя плохо. Я не Печатник. И это официально подтверждено.

— Ну, конечно! Ещё бы!

— На что намекаешь? Хочешь сказать, меня клан отмазал?

Давай, попробуй обвини клан в фальсификации.

— Нет, что ты, — Зубатов усмехнулся, всем своим видом давая понять, что именно это он и имел в виду. Увы, для оскорбления нужны слова, а не интонации. И засранец это отлично знал. Вот только зачем он завёл этот разговор, если не собирался меня спровоцировать на поединок? С другой стороны, зачем ему вообще раздувать конфликт?

— Тогда на что? — спросил я. — Обвиняешь Департамент по надзору в том, что он совершил подлог?

Зубатов делано рассмеялся.

— Какая у тебя богатая фантазия! — проговорил он. — Нет, ничего такого я не имел в виду.

— Тогда какого хрена ты называешь меня Печатником?

На нас уже пялилось человек семь. А слушало ещё больше.

— Ну, не злись, — ухмыльнулся Зубатов. — Я вовсе не хочу, чтобы ты устроил здесь побоище. Уверен, тебе это тоже ни к чему. Да?

К сожалению, бывают случаи, когда все понимают, что тебя оскорбляют, хотя прямого повода для вызова нет. И если ты спускаешь такую ситуацию на тормозах, то в глазах окружающих всё равно выглядишь трусом. Предъявить тебе ничего не могут, но впечатление сложится не самое хорошее. А у меня, как я уже говорил, на данный момент осталась только репутация. И её нужно беречь, как зеницу ока.

— По-моему, у тебя слабоумие, — сказал я, глядя в глаза Зубатову. — Сходил бы к врачу, проверился.

В обращённом на меня взгляде мелькнула радость. Этот парень точно нарывался. А я не мог понять, зачем. Неужели слухи о том, что я Печатник, могли вызвать в этом человеческом экземпляре такую ненависть, что он был готов биться насмерть? Или он думал, что я стану сносить насмешки?

—