Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

в 1788 г., А. В. Суворов писал о «великой храбрости» турок при обороне своих позиций, затем они «как тигры бросались на нас и наших коней <…> многих переранили». При Рымнике русский полководец хвалил действия янычар и «арапов», сообщал об опасностях от брошенных повозок с боеприпасами, у которых бегущие турки успевали поджечь фитили[118]. Уважительно Ф. Ф. Ушаков отмечал действия турецкого капудан-паши Дж. Г. Хасана-паши у о. Фидониси, который «бросился с чрезвычайной скоростью», атаковал, «как лев», русский авангард и «дрался <…> с чрезвычайным жаром»[119]. О храбрости и упорстве противника упоминают также П. А. Румянцев и М. И. Кутузов[120].

Какое отношение было к противникам-европейцам? Применительно к пруссакам П. А. Румянцев использовал нейтральное понятие «неприятель». К потерпевшему поражение при Гросс-Егерсдорфе (1757) противнику проявлялось больше уважения, чем к туркам. Хотя пруссаки под влиянием «конфузии», «замешательства», «сильного размышления» побежали, полководец указывал, что их атака была искусной: «с такою бодростию, силою и твердостью <…>, огонь с такою жестокостию беспрерывно продолжался, что <…> изобразить нельзя». «Разбитие» противника Румянцев во многом связывал с артиллерийским огнем (картечью) и штыковой атакой. Красноречивым примером является сообщение Петра Александровича о поражении русских под Бромбергом от рейда прусской конницы, после которого «уважая неприятельский поступок» (!), Румянцев обещал скорое «отмщение»[121].

В источниках содержится информация о внутренних проблемах в организации противников. В 1761 г. П. А. Румянцев часто упоминал о дезертирстве в прусской армии, которое «весьма было велико». Но «казни обрезанием носа и ушей <…>, от которых все человечество ужасается» снизили его проявление[122]. Подобное сообщение свидетельствует о проявлении сочувствия к солдатам противника, которые находили медицинскую помощь в русской армии.

Наиболее высокой оценки был удостоен Наполеон Бонапарт. В историографии широко известен отзыв о нем А. В. Суворова. Он изложен в письме князю А. И. Горчакову от 25 октября 1796 г. «О, как шагает этот юный Бонапарт!», – начинает письмо А. В. Суворов. Бонапарт назван «героем», «чудо-богатырем», «колдуном», который, имея «великие таланты военные», добивается победы над людьми и природой. Австрийцы и пьемонтцы испытывают страх перед Наполеоном. Признает российский полководец революционность идей молодого Бонапарта, который «разрубил гордиев узел тактики», т. е. ушел от господствующей в то время кордонной стратегии и линейной тактики. Стремительно маневрировал, действовал сосредоточенно и бил противника по частям. Бонапарту «ведома неодолимая сила натиска», а больше и не надо, уверяет Александр Суворов. «В действиях свободен он, как воздух, которым дышит; он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!»[123].

Спустя три года после этого письма А. В. Суворов встретился на ратном поле с французскими военачальниками. К глубокому сожалению российского полководца, среди них не было Наполеона Бонапарта. Он находился в Египетском походе (1798–1801). А. В. Суворов хорошо изучил противников и смог одержать над ними победы. В документах периода Итальянского похода прослеживается мысль о слабости французских войск. А. В. Суворов обращал внимание на довольно большой процент в армии противника «реквизиционеров», т. е. солдат, набранных из местного населения. Их боевая подготовка сильно отличалась от французской. «Цизальпийцы» и «пьемонтцы», по оценке Суворова, «ничего не стоят» и даже являются «только помехой» французам. Другого подкрепления французы не имели. В письмах и записках обращает на себя внимание, что пропорция реквизиционеров была достаточная: от 2/3 до половины общей численности того или иного отряда[124]. Вполне вероятно, что такие данные Суворов приводил сознательно, чтобы поднять морально-психологический дух своих войск. При этом он всячески внушал веру в свои силы солдатам и офицерам русской армии. Подобный психологический маневр широко известен современной науке. Противник («чужой») преподносится достаточно слабым, чтобы у «своих» была устойчивой уверенность в неминуемой победе[125]. Французская армия смогла в течение почти 10 лет непрерывных войн завоевать себе ореол победителей, и в этом ключе психологическая установка союзных русско-австрийских войск играла важную роль. Думается, А. В. Суворов должен был прекрасно это понимать и использовать на практике.

Ф. Ф. Ушаков также признавал присущее французам умение воевать. Так, встречаются сведения об их частых вылазках из осажденных крепостей. По мнению адмирала, французы в битве при Маренго (1800) разбили австрийцев «бесподобным образом». В тяжелых условиях осады Анконы, дезертирства нижних чинов и офицеров небольшой гарнизон во главе с комендантом и с помощью цезальпинцев и евреев продолжал «упорствовать» в сдаче крепости[126]. Наравне с этим заметна довольно высокая частотность сведений о бегстве французов. Например, в апреле 1799 г. отряд в 500 человек при приближении русской эскадры «в великом страхе без памяти бежал», оставив много серебра и других ценных вещей[127].

На основе опубликованных источников о поляках как противнике складывается более целостная картина. Здесь есть сведения о качествах лидеров конфедератов, об их боевой подготовке и военном искусстве, о тыловом обеспечении и отношении к ним населения. Не остается в стороне и внешнеполитический фактор.

Боевая подготовка польских отрядов отличалась в лучшую сторону в ходе первой польской кампании. Так, А. В. Суворов высоко оценивал организацию походного порядка польского войска. На марше главные силы имеют три части: «перша стража» (авангард), корпус и «отвод» (арьергард). На флангах выставляют «боковые патрули» – «скрыдлы право и лево» (правое и левое крыло). С наиболее опасной стороны отряды усиливались. Конфедераты отсылали партии для добычи фуража и ведения разведки. Описанный строй поляки старались держать и после поражения при отходе[128].

Сражения против русской армии поляки в основном проигрывали полностью, малые отряды не осмеливались вступать в открытый бой («как про российских услышат, так скоро врозь разбегаются»). Большинство польских отрядов довольно часто прибегало к маневру отхода, скрывалось в лесах. Это была характерная черта партизанских действий («бунтовщики назад и вперед ходят скоро», «кроютца по лесам на образ разбойников»). При данной тактике А. В. Суворов рекомендовал преследовать противника пехотой, а завершать его разгром кавалерией. При беспорядочном бегстве дисциплина конфедератов падала, многие из них «для куражу» злоупотребляли спиртным, а «проспавшись», опять бежали[129].

Но отдельных польских лидеров А. В. Суворов отмечал в лучшую сторону. Русский полководец умел признать военное мастерство своего противника и к такому противнику проявлял уважение. Маршалок[130] Казимир Пулавский (младший) при Орехове в 1769 г. хоть и проиграл бой, но грамотно использовал артиллерию («ядры <…> брали у меня целые ряды», «пропасть раненных», «много перестреляно лошадей»), при отступлении «оборонялся хорошо», умело отстреливаясь. Уважение к достойному противнику передается эпитетами «смелой молодой Пулавский»[131]. Благодарен русский полководец ротмистру Мощинскому, который «весьма ласково» обходился с русскими пленными, «никакого грубого слова им не