Развод. Высекая из сердца - Анастасия Дмитриевна Петрова

Глупо? Понимаю.

Но хочу хоть как-то выпустить эмоции наружу.

До здания травмпункта долетаю со скоростью света. Забегаю внутрь, пугая персонал клиники своими бешеными глазами. Девушка администратор тут же показывает, куда мне идти, не смея вставить лишнее слово.

Стучу каблуками по кафелю, отбивая четкий ритм. За поворотом вижу Марата, не осознавая, что творю, налетаю на него, с яростью вцепляясь в его руку.

— Какого черта?

Он пытается меня успокоить, прижимает к себе, гладит сильными горячими ладонями вдоль позвоночника, чем еще больше раздражает. Знаю, что раньше бы это сработало, но не сейчас. Сейчас я готова винить его во всех бедах.

— Карина Истомина толкнула ее. Арина приземлилась мимо тренировочного мата. Тренерский состав уже разбирается в инциденте, — чеканит как робот.

Истомина. Внучка владельца спортивного комплекса. Бездарность. Девочка, которая не имеет таланта, как моя дочь. Наша дочь.

И тоже Карина… Может у нас проблемы с именем Карина? Почему эти девки лезут в нашу семью, словно там медом намазано.

— Где Ари?

— Ей накладывают гипс.

Прикрываю глаза, понимая, что моей крошке сейчас очень больно. И дело не в физической боли. Она безумно хотела участвовать в областных соревнованиях. Увы. Не судьба.

— Перелом?

— Оскольчатый.

Это безумие.

Я хочу еще задать тысячу вопросов, но вижу любимое заплаканное лицо, к щекам которого прилипли белокурые пряди.

Ее вывозят прямо на каталке, она выглядит так потеряно, что я узнаю в ее милом родном личике себя ту маленькую, которую когда-то толкнули во дворе пацаны. Я упала и сломала руку, перелом был открытый. Пролежала в больнице несколько недель. Никто не приходил… Потому что никого у меня не было.

А у моей девочки есть. Есть я. Есть отец.

— Мама, — она держится из последних сил, но когда я делаю шаг в ее сторону, разрывается в надрывных рыданиях, — Мамочка.

Падаю на колени, прижимая к себе. Глажу по спине, целуя макушку. Хочу сделать все, что угодно. Лишь бы забрать всю боль ребенка.

Утешая собственного ребенка, открыто заявляю сама себе, что утешаю и себя тоже. Взрослую и того внутреннего ребенка, что до сих пор живет внутри меня, неся всю боль и обиды сквозь года.

— Ангелок, все будет хорошо. Ты еще будешь блистать на соревнованиях.

— Не буду, — она проявляет свой характер, выкрикивает сквозь зубы, — Будет эта тупая Истомина. Ее взяли вместо меня, мама…

Она держится. И снова заходится в рыданиях.

Я впервые за последнее время откидываю все свои обиды на мужа в сторону, оборачиваюсь к нему. Молю его о помощи одними глазами.

Он собирается с духом, вижу, что сам еле держится. Будь его воля, набил бы уже морды всем в спортивном центре, но не может. Ни статус, ни положение не позволяют.

— Котенок, — он подходит ближе, — Скажи нам, что сделать, чтобы тебе стало легче? Может, как раньше? В парк? Сладкая вата, покормим кроликов…

— Не хочу, — она капризничает и имеет на это полное право.

— Скажи, что хочешь! — с надрывом прошу ее.

Готова на все ради нее. Ради меня никто не мог, а я могу ради нее.

— Хочу… — она хлюпает носом. Ведет своими заплаканными глазами от меня к Марату и обратно, — Хочу, чтобы вы помирились и все стало как прежде.

Застываю на месте. Чувствую спиной, что Марат тоже напрягается.

Ладно. Видимо я не на все готова ради своего ребенка, как я ошибочно полагала еще минуту назад.

Глава 17

Слова дочери все еще отдаются эхом в голове. Все бумаги уже подписаны, и я поскорее хочу увести свою девочку домой.

— Ты можешь ехать. — бросаю рядом сидящему Марату.

— Я отвезу вас. — озвучивает он устало потирая лицо: — Дарин, ты слышала Арину и с того момента сидишь, как в рот воды набрала.

Глубоко вдыхаю, оборачиваясь на него.

— Да, это будет сложный разговор с ребенком. — качаю головой: — Но, Марат, даже это не изменит моего решения.

Он опускает голову, сжимая губы.

— Ты ведь можешь выслушать?

— Я не хочу. Пойми ты уже, не хочу. — вскидываю брови в удивлении: — Ты уничтожил все. Вообще все. — чувствую как начинаю заводиться: — Невозможно даже придумать хотя бы одну причину для сохранения этой семьи.

— То есть не любишь меня, так? — посылает взгляд, всматриваясь в мое лицо.

А я прямо чувствую, как организм снова подводит. Судорожно открываю бутылку воды, и делаю глоток.

— Господи…ну хватит уже! Одно и тоже! — заплетаю волосы в хвост, потому что становится жутко душно: — Я не знаю, что я чувствую к тебе. — устало отвечаю правдой: — Кроме разочарования и омерзения, Марат, будто не осталось ничего.

Слышу, как он усмехается и кивает.

— Правду знать ты не хочешь… Ведь даже не пыталась, проще было сразу записать меня в кобеля. Двадцать лет любил одну…а тут, прямо шлюха в мужском обличье… — злая улыбка растягивается на его лице: — К черту! — встает, бросая в меня нечитаемый взгляд: — Если тебе мерзко рядом со мной, — чеканит сквозь зубы, а я снова стараюсь сделать глубокий вздох: — Получишь свой желанный развод, Дари.

Осознаю, что его задевают мои слова. И он, как эгоистичный подросток с юношеским максимализмом замечает только это. Но ни разу не встает на мое место, чтобы понять.

Смотрю в его спину испытывая дикую слабость. На эмоции уже просто нет ресурса. Кажется, что за последний месяц я превратилась в старушку.

Это не норма.

Ухудшение самочувствия мне сейчас совсем не на руку. Берто ждёт эскизов, Арине требуется помощь и поддержка, а процедуру смены фамилии я должна пройти стойко.

Психосоматика, конечно, может резко ударить, но не настолько же, что утром я не в силах разлепить глаза, а встать со стула не получается. До аптеки что ли дойти пока тут, может там витамины какие посоветуют.

Поднимаюсь с сидения и только хочу двинуться на поиски этого беса, чтобы сменил меня, как кто-то гремит нашей фамилией.

— Исаковы где? — оборачиваюсь, но в этот момент чувствую, как в глазах темнеет.

Ощущение, что резко чем-то накрывает и я вижу только темноту. Отдаленно слышатся какие-то звуки. А телу вдруг так хорошо, оно полностью расслаблено. Только мозг в какой-то суматохе все еще работает.

Не знаю, что происходит дальше, но очевидно