Развод. Высекая из сердца - Анастасия Дмитриевна Петрова

Крепко, по-хозяйски.

Даже несмотря на звуки вокруг, я слышу его дыхание, а биение сердца отдачей бьет в меня.

Наверняка мы выглядим как союз истинной пары, только внутри у меня свербит горькая боль.

Проходим дальше, не давая никаких комментариев и я вижу украшенные столы для фуршета, а в другом зале, который сейчас скрыт, состоится дефиле.

Веду глазами по людям, лениво потягивающим напитки, улыбаюсь знакомым. Марат рядом и продолжает держать мою талию.

Рассматриваю и потихоньку питаюсь этой атмосферой предвкушения, когда, наконец, люди увидят наши творения.

Однако, в какой-то момент оно будто лопается и взгляд цепенеет.

В голове тут же стреляет неверие… Я наверняка, ошиблась.

Всматриваюсь, прищуривая глаза, и нет… Это не ошибка. Не обман зрения.

За одним из столов, по диагонали от нас, надув губы стоит та самая черноволосая подстилка из отеля.

Вскидываю глаза на Исакова, и сама чувствую, как в них сейчас гремит гром и молния. Необратимое желание прямо здесь сделать из него грушу для битья.

Шок, неверие, абсурдность ситуации молниеносно поднимают волну безумного, дикого гнева.

Марат смотрит с, мать его, знающим уверенным взглядом.

Он…

Я даже слов подобрать не могу.

Он пригласил свою дрянь на мой вечер.

Мой.

И боли уже не чувствую, нет.

Сейчас я готова их обоих убить своими руками.

Глава 12

Я ощущаю себя загнанной в угол, желание одно — бросится на него, разодрать кожу на его лице, не оставить даже намека на жалкую ухмылку, но держусь.

Стискиваю тонкими пальцами бокал, пытаюсь успокоить дыхание, ловя точку на противоположной стене, но если честно, получается хреново.

Не замечаю, как стеклянная ножка бокала хрустит под моими пальцами, тут же ломаясь пополам и оставляя рану на моей руке. Такая боль меня не пугает, она ничто по сравнению с душевной. А вот от душевной внутри все рвется на части, словно канат натянули и он порвался прямо по середине, оставив неаккуратные концы веревки.

Это конец всему. Нас больше нет. Я не надеялась на большее, не собиралась его прощать, но он отец нашей дочери, и мне горько осознавать, что ее отец самый настоящий подлец.

Ничто не бывает больнее, чем разочарование. Для многих предательство — самая страшная боль, но меня в жизни часто предавали. У меня иммунитет на эту дрянь.

А вот разочаровываться в людях еще та мука, особенно, когда ты с этим человеком шел рука об руку двадцать лет.

С ним был первый поцелуй, первая прогулка, первый интим, первое “люблю”. Получается, что вот так просто можно перечеркнуть все это одним действием.

Марат переводит взгляд с моих глаз на руку, тут же меняясь в лице. Достает из нагрудного кармана сложенный белый платок, встает напротив меня и прикладывает его к израненной руке.

Жаль нет такого платка, чтобы приложить к моему сердцу.

Хочу выдернуть, потому что его касания пробивают током, но привлекать внимание нельзя.

Важный день.

Мы стоим непростительно близко друг к другу, я чувствую его дыхание и тот самый парфюм, которым он пользуется и который я так люблю.

— И тебе опять нечего сказать, Дарина? — он первый нарушает тишину, но не выпускает меня из плена своих глаз.

— Я ненавижу тебя. Этого достаточно?

Он качает головой, усмехаясь. Запрокидывая голову назад, стонет едва слышно.

— Непробиваемая, да? — цокает: — Хочешь сказать, что ничего сейчас не чувствуешь?

Чувствую.

Ощущение как перелом костей во всех местах сразу, если бы была кнопка телепорта, я бы всенепременно ей воспользовалась. Но увы, мы живем не в сказках.

Но он забыл, что помимо гордости во мне есть непоколебимая упертость, благодаря которой я и добилась многого в своей жизни. И эта упертость не даст мне сдвинуться со своего места. Он хочет моих эмоций, но увы, он их не получит.

— Чувствую, как низко ты пал. Смотри, — киваю на пол, он тут же опускает взгляд вниз: — Что это, Марат?

Он рыщет взглядом по полу в поисках чего-то. Недоуменно вскидывает на меня взгляд, хмуря черные брови.

— Это твое мужское достоинство, — выплевываю прямо в лицо, и я вижу, как его накрывает бешенство.

Решится ли он устроить перфоманс прямо здесь? Вряд ли. Тут не только важные для меня люди, но и его партнеры, спонсоры.

Ему это совсем не на руку.

— Ты переходишь границы, Дари. — его утробный рык сотрясает воздух.

— Я учусь у тебя, родной.— ехидство ядом выплескивается из меня, обрызгивая все вокруг.

— Исаковы, — знакомый голос Берестова Леонида раздается за моей спиной, натягиваю на лицо максимально фальшивую улыбку, аккуратно высвобождаю руку из захвата Марата, разворачиваясь в полоборота к мужчине: — Дарина, вы, как всегда великолепны, — он почтенно склоняет голову, тут же протягивая руку Марату: — Приветствую.

— Дарина, мы ждем ваш показ, — его милая жена тут же вступает со мной в светский смол-толк.

Мы перекидываемся парой фраз о сплетнях светской тусовки, которые мне совершенно до фени. Но если хочешь вариться в этих кругах, то нужно играть по их правилам.

Я никогда не участвую активно в диалогах на подобные темы, обычно просто вежливо улыбаюсь и киваю, проявляя ложный интерес. Этот блеф считывают за правду и он прекрасно работает.

Мужчины также бурно обсуждают свои дела по бизнесу, пока я не замечаю, как та… мадам, раскачивая бедрами, двигается в нашу сторону.

Мужчины в зале смотрят ей вслед, я совру, если скажу, что она некрасива или выглядит вульгарно.

Нет, она знает, кто она и где она.

— Ой, Кариночка! — жена Берестова Людмила ловит девушку за руку, тянет ее в наш мини круг.

Я замечаю сверкающий взгляд Марата, он смотрит не на нее, а на меня. В то время как эта девица уже глазами раздела моего мужа и сделала с ним все интимные штучки, на которые она только горазда.

— А вы не знакомы? — Людмила звонко смеется: — Это моя племянница. Дочка сестры. Хотя Марат должен ее знать, они виделись у нас как-то на даче. Помнишь, Дарина, ты не смогла тогда приехать, у вас дочка заболела.

— Помню, — как же предательски хрипит мой голос: — Конечно, помню.

Значит, у вас все было прямо там на даче? Или вы только начали свой путь грехопадения там?

— Я прошу прощения, мне нужно в уборную, — я не смотрю ни на кого,