Крутые парни и второй пол - Сьюзан Фрайман

другими женщинами. Казалось необычным слушать женские голоса, говорящие о войне. И никаких нахмуренных лиц сотрудников PBS. Приглашая женщин поделиться своими мыслями о неоднозначности, напряжении и потерях, которые влечет военный конфликт, Хантер-Галт скорее напоминала координатора группы, а не мрачного военкора. «Что насчет тебя, Прейон, и твоего сына?» – спрашивает она (16 января, 1991). «Тебе не понравится война», – говорит она в ответ на опасения Терезы (11 февраля 1991). Называя их имена, Хантер-Галт словно находит ключ к этим женщинам. Она задает вопросы об их детях, оставленных домах, несговорчивых мужьях, неприятии насилия и стремлении стать пилотами истребителей. Даже перед самым началом войны, когда мужчины-солдаты сплошь храбрились и распевали мантры о том, что «они делают свою работу», женщины открыто говорили о том, как они напуганы. Один из моих любимых моментов – отчасти трогательный из-за того, что он произошел под конец интервью, когда бой был уже близок, и так напоминает идиому «между нами девочками», – когда Прейон говорит: «после возвращения в США мы для начала пообедаем» (16 января 1991 г.).

Последнее интервью было взято уже на американской земле, и в его завершении летчицы буквально разделили трапезу. Не стоит, однако, питать иллюзий, что встреча четырех женщин с разным цветом кожи – это всегда просто «совместный обед», не говоря уже о «сестринстве». Они объединились, чтобы вести борьбу между расами, и их разный цвет кожи и по-разному понятая американская идентичность – все это (как и в «Военных потерях») связано в первую очередь с расовыми противоречиями у них на родине. Так, к примеру, репортажи Хантер-Галт доказывают, что для американок женщины из Саудовской Аравии и других арабских стран воплощают собой загадочную инаковость (2 октября 1991). «Я ни одной не видела», – говорит Прейон. «И я ни одной не знаю», – соглашается Тереза. Пребывая в неизвестности, они колеблются между штампами вроде «я рада быть самой собой» и любопытством, граничащим с завистью, по отношению к скрывающимся от них женщинам. «Я слышала, им здесь неплохо живется, действительно неплохо», – говорит Тереза. На эту реплику следует бурная реакция: у них есть служанки (Прейон); у них есть шоферы (Тереза); их мужья дарят им дорогие украшения (Прейон); их возносят на пьедестал (Тереза). И только Сьюзан возражает им: «Они не могут ходить в спортзал». Реплики с оттенком превосходства («Находясь тут, вы не можете понять, как общество терпит все это так долго») постепенно сменяются праведным негодованием. Вопиющие расовые и культурные несоответствия между жизнью американских и арабских женщин внезапно переосмысляются в более привычных терминах классовых и расовых различий. Все привилегии, связанные с положением белых женщин в США, как будто начинают проецироваться в разговоре на внутреннюю пустоту образа арабской женщины, которой завидуют, несмотря на ее зависимое положение. Еще один расовый/классовый раскол между женщинами снова возникает при упоминании саудовских «служанок», которые, в отличие от своих хозяек, даже не считаются женщинами, а будто бы признаются частью роскошной обстановки[91]. Еле заметные трения возникают и между самими интервьюируемыми. В частности, мне удалось заметить напряжение между Прейон и Терезой в вопросе об отношении к США, возникшее во втором интервью (16 января 1991 г.). «Раз уж наши самолеты собираются бомбить Багдад», – утверждает Прейон, – Штаты «надерут им задницу», «потому что у нас такое большое преимущество, что вы даже не поверите». Прейон добавляет, что она верит в это «лично» «как американка». Тереза отвечает с нескрываемой иронией: «Ага, американство, яблочный пирог, вот это все, да. Я, конечно, патриотична, как и она, но знаете…». И она делится сомнениями и страхами по поводу последствий военных действий. Спустя месяц после начала войны Тереза снова более критична по отношению к Штатам, чем ее напарница. Она не соглашается с Прейон в том, что суть конфликта сводится к «одному человеку (Саддаму Хусейну), портящему жизни миллионам других». «Я чувствую, что это не так», – объясняет Тереза. – «Но для танго нужно двое, если понимаете» (11 февраля, 1991). И наконец, в послевоенных интервью, взятых у женщин после возвращения домой, по крайней мере одна мысль, раскрывающая противоречия международных отношений, становится для Терезы ясной. Вот что она говорит:

Первое, что я увидела по возращении из Саудовской Аравии, – как полиция избивает Родни Кинга в Лос-Анджелесе, и это меня просто взбесило. Простите мой французский, но я просто не могла в это поверить. То есть вот она я, проведшая восемь месяцев там, чтобы защитить «свою страну», возвращаюсь домой, а тут людей избивают, понимаете, о чем я, просто ни за что. (15 мая 1991)

Даже не упоминая расовый вопрос, Тереза четко дает понять, что она идентифицирует себя не с теми американцами, которые надирают задницы в Багдаде, а с теми, которых избивают в Лос-Анджелесе. Также она говорит, что собирается уйти из армии. «Я достаточно долго служила своей стране, – говорит она, – а теперь дайте мне побыть дома и послужить моему народу». Однако этот зазор между «моей страной» и «моим народом», очевидно, не существует для Прейон, чья первая мысль по возвращении была «Что за прекрасная страна!». Важно также отметить, как Тереза запросто ставит с головы на ноги сексуальную политику, пример которой мы видели у Спайка Ли. Теперь изуродованное тело, символизирующее расовую несправедливость, принадлежит мужчине. Тереза решает сражаться с властью самостоятельно.

И, хотя Сьюзан оказалась несколько в стороне от этой полемики, ее отстраненность в ходе интервью помогла мне очертить еще одну линию, разделяющую женщин. Как единственная «одиночка», она оказалась исключена из разговоров о браке и материнстве. Однако она была весьма красноречива, рассуждая о том, почему мужчинам неприятна мысль о женщине – пилоте истребителя:

Я думаю, многие мужчины до сих пор считают, что им нужно защищать нас, защищать своих матерей, девушек или жен. Это ощущение по-прежнему живо, и они еще долго не смогут от него избавиться. Однако женщины к этому готовы. Мы готовы. (11 февраля, 1991)

При такой ясной позиции по поводу «рыцарского заблуждения» неудивительно, что, как мы видели ранее, Сьюзан также оказалась на другой стороне в вопросе об избалованных саудовских женах. Я решила выбрать реплику Сьюзан о «спортзале», так как в ней содержится намек на жизнь и работу женского тела вопреки установкам гетеросексуальности. Абсолютно ясно, что в Америке вопросы сексуальности, так же как расы и класса, являются территорией борьбы не только между мужчинами, хотя наиболее распространенные культурные мифы и пытаются убедить нас в обратном.

Я начала главу с вопроса о том, как пристальное внимание к расовому