Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис

жестком споре по поводу властных полномочий и легитимности друг друга. Многие историки именно этот период считают началом сближения между «государством и обществом», а также между различными ветвями власти, которое достигнет высшей точки после 1907 г. Эти отношения были основаны на прагматическом компромиссе, призванном обойти противоречия в законодательстве и институциональные антагонизмы[108]. Но сближение это было основано не просто на обоюдном игнорировании различий в позициях сторон, но и на общей их уверенности в том, что крестьяне не в состоянии сами справляться со своими проблемами; новые отношения основывались на предположении, что крестьяне нуждаются в едином внешнем управлении и действительном перестроении крестьянского общества. Поэтому, требуя всемерного устроения всесословных учреждений, эти бюрократы не только не отрицали крестьянскую обособленность, но еще и укрепили ее, вновь подтвердив уникальность крестьянской социально-экономической организации и предложив особые формы внешнего управления ею. Одной из ключевых проблем данного подхода, так и не решенных с 1860-х гг., было право собственности.

1. Собственность и создание трудового крестьянства

Голод и последовавшая за ним холерная эпидемия 1891–1892 гг. усилили среди государственных и общественных деятелей ощущение, что наделение крестьян землей в 1861 г. никак не помогло тем подготовиться к свободному участию в современных экономических отношениях. Никто вовремя не смог заметить симптомы того, что впоследствии получило название «аграрный кризис», а именно: осознать масштабы земельного голода и перенаселения, обнаружить застой в техническом развитии, культурную и юридическую изоляцию крестьянства в сословной системе, которая отсекала от него любую помощь со стороны некрестьян. Витте, однако, ограничил пределы правительственных финансовых обязательств в аграрной политике, утверждая, что любые конкретные вложения в сельское хозяйство дадут слишком малую отдачу (по причине мирового падения цен на аграрную продукцию, которое началось в 1870-х гг. и достигло максимума в начале 1890-х гг.). Он настаивал, что стимулируемая правительством индустриализация является наиболее эффективным решением экономических проблем России, так как промышленность, по определению, создает больше богатств, чем сельское хозяйство (и к тому же гораздо быстрее), а также формирует надежную доходную базу для государственного бюджета. В ответ на резкие возражения критиков этой политики из правительственных и общественных кругов, указывавших, что промышленность и транспорт возводятся на костях крестьян и за счет сельского хозяйства, Витте заявил, что его программа непосредственно помогает крестьянам, предоставляя им новые сферы деятельности для приложения труда и косвенно содействуя развитию сельского хозяйства через сеть железных дорог, которые облегчают производителям сельхозпродукции путь к рынкам сбыта[109].

Тем не менее широкое гласное обсуждение начавшегося в ряде губерний голода поставило Витте лицом к лицу с таким политическим давлением, которое он не мог игнорировать, и ему пришлось-таки связать свою политику с некоторыми мерами, выражавшими заботу его министерства о сельском хозяйстве. В 1894 г. он поддержал создание Министерства земледелия и государственных имуществ, которое возглавил его политический единомышленник А.С. Ермолов. Крестьянский поземельный банк, основанный под эгидой Министерства финансов в 1883 г. с целью финансирования крестьянских земельных сделок, в 1890-х гг. повысил активность своих операций и существенно облегчил условия кредитования. В 1896 г. правительство ввело в действие свою первую обширную программу по переселению в Сибирь (которой содействовало открытие железной дороги до Кургана в том же году) с конкретной целью — «откачать» «избыточное» население из центральных губерний Европейской России[110].

Министерство финансов не упустило и еще одну возможность продемонстрировать свою озабоченность ситуацией в сельском хозяйстве во время пересмотра устава Государственного банка в 1894 г. Консультанты из Петербургского отделения предложили Государственному банку начать выделение небольших кредитов на нужды аграрного производства и торговли через кооперативы. Бюрократы пошли на это прежде всего из-за нехватки сети местных учреждений для управления мелкими кредитными операциями, а также из необходимости избежать соприкосновения с сельскими сословными банками и кассами, подконтрольными Министерству внутренних дел. Когда некоторые чиновники попытались возразить, что паевые взносы в существующих ссудо-сберегательных товариществах открывают доступ в них лишь состоятельным крестьянам, консультанты предложили другую кооперативную модель, успешно работавшую в Германии и организованную по образцу кооперативов Д. Райфайзена; в России ее назвали «кредитное товарищество». Кредитное товарищество, в отличие от уже существующих ссудо-сберегательных товариществ, полностью обходилось без паев: вместо этого правительство снабжало его ссудами, которые и служили уставным капиталом. В ответ на очередные сомнения в том, что крестьяне достаточно компетентны для управления подобными кооперативами, консультанты предложили использовать новый тип контролеров Государственного банка: им предстояло распределять ссуды, следить за их использованием и лично гарантировать, что они будут возвращены в срок. Когда же им и на это возразили, что члены кооперативов все равно не несут никаких обязательств, необходимых для гарантированного возврата полученных ссуд — законы о неотчуждаемости крестьянского имущества оставались в силе, — консультанты заявили, что ссуды будут выдаваться под коллективную ответственность всех членов кооператива перед Государственным банком и на основании личного доверия между конкретным заемщиком и кооперативным правлением. Стремясь оправдать отсутствие залога недвижимости, бюрократы ссылались на то, что они называли «трудовым принципом кредитования», согласно которому крестьяне считались потенциально кредитоспособными лишь постольку, поскольку они имели возможность работать и производить материальные блага. На основе всего этого расторопные чиновники набросали текст и вскоре опубликовали Положение об учреждениях мелкого кредита 1895 г., практические последствия которого были, однако, минимальны: Министерство финансов назначило двух инспекторов для руководства всей системой, выделило на новые учреждения всего лишь 500 тыс. руб. на ближайшее десятилетие, заранее смирившись с неизбежными банкротствами и незаконными пересрочка-ми платежей[111].

Тем не менее прецедент, созданный законом 1895 г., был весьма важен. «Трудовой принцип кредитования» предоставил легкий путь для теоретического оправдания кредитования без финансовых гарантий и, по сути, без всякого обеспечения; но он не обозначил способов, с помощью которых крестьян можно было признать ответственными за их долги. Когда представители Министерства финансов потребовали в Государственном совете немедленного введения данного закона в силу, их спросили, можно ли ожидать от отдельных крестьян или их коллективов успешной работы или хотя бы простого участия в управлении современными кредитными учреждениями. Нет, заявил представитель министерства, крестьяне ничуть не более готовы выплачивать полученные ссуды и тем более управлять данными учреждениями, чем в 1870-х или 1880-х гг.; и, конечно, крестьяне, как и ранее, не в состоянии понять назначение товариществ нового типа. Вместо оправданий министерский представитель изложил свои соображения по поводу последствий экономической интеграции. «Натуральная экономика», в которой «семья и крестьянское хозяйство» были обособленными экономическими единицами, приспосабливалась к рыночным условиям и погружалась в общую «экономическую жизнь страны». Теперь крестьянское хозяйство подчинялось рыночным циклам, но ему не хватало кредитных учреждений, которые необходимы для каждого производителя, чтобы работать