Семена Перемен - Егор Александрович Данилов

странной девочке. Отчего-то очень хотелось увидеть ее снова, задать новые вопросы, услышать новые ответы. Камушки приятно оттягивали карман, а мысли витали где-то далеко.

— Эрик! — услышал он знакомый голос.

Это был Луций. Мальчик двигался в его сторону, перепрыгивая через лужи и размахивая руками, чтобы привлечь внимание. Эрик встал с места и пошел навстречу.

— Я уже заждался, — сказал он, когда они поравнялись.

— Извини, выбрался из дома, как только смог. Какие новости?

— Даже не знаю, — Эрик пожал плечами. — Сижу вот, смотрю на Башню, думаю.

— Что надумал?

— Сходить бы туда еще раз.

— Это можно, я правда сегодня уже набегался. Давай немного передохнем? А хотя, знаешь, пойдем-ка где-нибудь перекусим.

— Где? — засомневался Эрик. Он ел только дома или когда бывал в гостях, а звать Луция домой или в гости было бы не очень осмотрительно.

— Да где угодно, не знаю. Вон хоть в той харчевне, — мальчик указал рукой на заведение на углу рыночной площади.

— Но это дорого.

Отец всегда говорил Эрику, что есть в харчевне они себе позволить не могут.

— Не дороже денег, — усмехнулся Луций. — Пойдем.

Эрик согласился. В харчевне стоял полумрак и относительная тишина. За столами сидели несколько посетителей-либеров. Они тихо переговаривались и не обратили на мальчишек никакого внимания. Эрик, однако, чувствовал себя неловко. Луций провел его к столу около окна в дальней части зала. Эрик неуверенно сел, Луций занял место напротив.

— Нам что-нибудь перекусить, — сказал Луций, когда к ним подошла хозяйка.

— Изволите сладкое или что-то серьезнее?

— Друг мой, — с ехидной улыбкой обратился Луций к Эрику. — Изволишь сладкое?

— Д-да… Можно.

— Нам сладкое, — кивнул Луций.

— Что будете пить?

— Чай? — снова спросил Луций.

— Д-давай.

— Чай.

— Хорошо, — хозяйка поклонилась и ушла.

Мальчики остались вдвоем. Луций водил пальцем по поверхности стола, раздумывая о чем-то. Наконец поднял лицо к Эрику.

— Я пораспрашивал о Башне. Есть кое-что новое. Возможно, это тебя заинтересует.

Эрик вытянулся вперед. Руки нетерпеливо перебирали подол рубахи.

— Мой учитель, Растус, рассказывает уклончиво. Но есть один момент, который привлек внимание.

— Какой?

— Возможно, он касается твоих особенных камушков.

— В самом деле? — Эрик подскочил на месте.

— В хрониках говорится, что гуддары, которые раньше жили в Патере, хотя бы раз в жизни совершали паломничество к какому-то гуддарскому храму за чашей. Но интересно не это. Каждый паломник брал с собой камень и оставлял его в храме, а вместо него брал другой, принесенный ранее. Они считали, что камни, полежав в храме, набираются силы и защищают от бед. Эти камни хранили в домах, как реликвии.

— То есть?..

— Вспомни, что говорил Веньян. Твои камушки наполнены энергией. Он не смог ответить откуда она, а я, кажется, разгадал загадку, — Луций расплылся в самодовольной улыбке. — Каково, а?

— Интересно… — Эрик почесал затылок. — Как же это связано с Башней?

— Почему ты думаешь, что связано?

Эрик прикусил язык и ничего не ответил.

— И еще момент, забыл о нем в прошлый раз, — Луций постучал пальцем по столу. — Есть одно имя, которое должно быть известно даже тебе — Авре́лий.

— Не знаю такого.

— Конечно не знаешь, — засмеялся либер. — Он жил так давно, что и представить себе сложно. Но в каждом городе Семиградья стоит посвященная ему целла. Именно он основал Культы. И, кажется, он же прогнал гуддарского князя из Патеры. Пока не знаю, что нам делать с этой информацией, но похоже, что при гуддарах Башню не трясло.

— И потом что-то изменилось…

— Верно.

Луций замолчал. Им принесли сладкое и чай. Луций положил на стол монету, хозяйка подхватила ее и низко поклонилась. Луций скорчил ей рожу, Эрик прыснул. Хозяйка поджала губы и ушла. Луций заговорщицки хихикнул.

— На самом деле это не очень хорошо, но зато весело, — сказал он, откусывая ягодный пирог.

Эрик последовал примеру. Пирог был божественный. Эрик промычал «м-м-м…», затем «вау-м-м…» и откусил еще. Кто-то из посетителей обернулся, посмотрел строго и недовольно.

— Чего он? — кивнул Эрик в сторону недовольного.

— Ай, не обращай внимания. Взрослые либеры считают, что чавкать неприлично. По мне так это такая мелочь. Оратор Сервий, который постоянно трется у нас дома и что-то вынюхивает, как-то за столом пускал газы, и все делали вид, что ничего такого не происходит. Этикет, знаешь ли, штука тонкая.

Эрик хмыкнул. Он представил себе почтенного оратора, который источает вокруг зловонное облако.

— Разве так можно говорить про оратора?

— Пока нас никто не слышит — можно.

— Я думал, что либеры уважают культистов.

— В большинстве своем так и есть. Но моя семья слишком знатного происхождения. А чем ты более знатен, тем у тебя больше претензий к действующей власти. Но это — между нами.

Луций приложил палец к губам, давая понять, что болтать не стоит. Эрик многозначительно покивал, мол, и так ясно.

Когда пирог и чай подошли к концу, дети выскочили на улицу, не забыв помахать хозяйке и состроить смешные гримасы.

* * *

Перепрыгивая лужи, дети быстро шагали в сторону Башни и богатых кварталов.

— Всегда чувствую себя здесь неуютно, — поделился Луций, как только они пересекли рыночную площадь.

— Почему? — удивился Эрик. Район был для него родным.

— Шумно, много народу. Не привык к этому. Хотя с отцом я часто бываю в городской Префектуре, а до нее рукой подать. Вероятно, мне просто не нравится видеть бедных. Хочется, чтобы все могли позволить себе все.

— Но ведь я тоже бедный.

— Да, но… — мальчишка задумался, подбирая слова. — Ты ребенок, а дети все одинаковые. Грязные и веселые. Бедные взрослые другие. Они хмурятся, словно боятся лишний раз улыбнуться. Смотришь на них и все время думаешь, а не ограбят ли тебя прямо сейчас.

— Для меня это не проблема, отродясь не было денег в кармане. Мне нечего терять, и нечего бояться. И не хмурюсь, кстати.

— Вот об этом я и говорю, дети другие. Они не хмурятся.

— А слуги? У вас же полно слуг?

— Наши слуги живут хорошо, они уверены в завтрашнем дне. Есть крыша над головой, еда.

— У меня тоже есть крыша над головой, и у большинства бедняков.

— Ну-у-у… Не знаю, надо об этом поразмыслить. А вот, кстати,