Опричнина Ивана Грозного. Что это было? - Сергей Владимирович Бахрушин

Чтобы окончательно уничтожить в глазах царя авторитет А. Адашева, его враги, по словам Курбского, стали клеветать царю, будто Адашев, избегая наказания за свои преступления, кончил жизнь самоубийством: «Се твой изменник сам себе задал яд смертоносный и умре».

* * *

Установив правильно последовательность событий, можно перейти к самому важному по своим последствиям эпизоду разрыва царя с Сильвестром и Адашевым – к собору, собранному царем во второй половине сентября для заочного суда над павшими временщиками.

Чрезвычайно важные и достоверные сведения по этому вопросу сообщает Курбский в «Истории о великом князе Московском». Когда умерла царица Анастасия, враги Сильвестра и Адашева начали наговаривать царю, «как бы счеровали ее оные мужи… Царь же, буйства исполнився, абие (т. е. вскоре, тотчас. – С. В.) им веру ял».

Когда это обвинение дошло до сведения Сильвестра и Адашева, они стали умолять царя, «ово еппстолиями посылающи, ово чрез митрополита Руского, да будет очевистное глаголание с ними». «Не отрицаемся, рече, аще повинни будем смерти, но да будет суд явственный пред тобою и предо всем сенатом твоим».

Враги Сильвестра и Адашева перехватывали и не допускали до царя «епистолии», грозили митрополиту и говорили царю: «Аще, рече, припустишь их себе на очи, очаруют тебя и детей твоих; а к тому, любяще их все твое воинство и народ, нежели тобя самого, побиют тобя и нас камением». Ежели же этого не случится, «обвяжут тя паки и покорят тя, аки в неволю себе».

По каноническим правилам Сильвестр, как лицо духовного звания, не мог быть судим светской властью без предварительного осуждения церковным судом и лишения священнического сана. А. Адашева, как человека в думном чине, царь должен был судить по старым обычаям вместе с боярами. Чтобы обойти эти затруднения и придать всему делу вид законности, был созван собор «всего сената», т. е. всех думных людей и так называемого «преосвященного собора», т. е. митрополита и епископов. Кроме того, на собор были призваны некоторые «прелукавые» монахи – Мисаил Сукин, издавна прославленный «в злостях» и «бесный», т. е. одержимый бесом, Вассиан (Топорков?) и некоторые другие. «Что же на том соборище производят? Чтут, пописавши, вины оных мужей заочие…»

Митрополит Макарий и все «добрые люди», согласные с ним, возражали: «Подобает, рече, приведенным им быти зде пред нас, да очевисте на них клеветы будут, и нам убо слышети воистину достоит, что они на то отвещают… Губительнейшие те ласкатели вкупе со царем возопиша: «Не подобает, рече, о епискупе! Понеже ведомые сии злодеи и чаровици велицы очаруют царя и нас погубят, аще приидут. И тако осудише их заочне».

Иван Грозный и митрополит Кирилл. Художник К.В.Лебедев

С величайшим негодованием Курбский восклицает: «И где таков суд слышав под солнцем, без очевистого вещания?» Такой суд противен не только «всем церковным канонам», но даже у язычников и варваров, скифов и сарматов, не бывал, «сей соборный царя нашего християнского таков суд!».

В чем же обвиняли на соборе Сильвестра и Адашева? Этого мы так и не знаем. Курбский об этом ничего не говорит и только в общих выражениях упоминает, что злые советники царя, в особенности царские шурины – Даниил и Никита Романовичи и Василий Михайлович Захарьины-Юрьевы, шептали и наговаривали царю, будто Анастасия умерла от чар волшебства. Весьма возможно, что на соборе была сделана попытка предъявить Адашеву подобное обвинение, но до него, как тогда говорилось, «дело не дошло», т. е. не оказалось никаких конкретных данных для обвинения.

Косвенное подтверждение этому можно видеть в начале рассказа Курбского о том, что вскоре после смерти А. Адашева «воскурилося гонение великое, и пожар лютости в земле Русской возгорелся». Первой жертвой «пожара лютости» Курбский называет какую-то «ляховицу», т. е. польку, вдову Марию-Магдалину, женщину примерной жизни, казненную с пятью сыновьями; «оклеветана же перед царем, аки бы то была чаровница и Алексеева согласница, того ради ее погубити повелел и со чады ее…».

Мало дают для освещения вопроса о винах Сильвестра и Адашева высказывания самого царя Ивана, сделанные в полемике с Курбским. С большим раздражением, подробно Иван говорит об этом в нескольких местах своего «Послания», а затем в ответах Курбскому, но все его обвинения выражаются в общих фразах и производят весьма невыгодное для самого Ивана впечатление. Обращает на себя внимание и то, что Иван в своих гневных тирадах винит во всем не только Сильвестра и Адашева, а берет их, если можно так выразиться, под одну скобку со всеми боярами.

В живом воображении царя Ивана все отражалось в уродливо-преувеличенном виде. От «злобесного умышления» бояр, писал он Курбскому, сключились все опалы и казни, «понеже с попом Селяверстом положисте совет, дабы аз лише словом был государь, а вы бы с попом во всем действе были государи». Восемь лет спустя это представление получило еще более гиперболическую формулировку: «Тако и вы хотесте с попом Селиверстом, с Олексеем Адашевым и со всеми своими семьями под ногами своими всю Рускую землю видети» (письмо Курбскому, 1578 г.).

Кроме подобных общих обвинений, и притом не столько по адресу Сильвестра, сколько всего боярства, в письмах Ивана мы ничего не находим. По-видимому, и сам Иван сознавал, что в его аргументации не все ладно относительно Сильвестра, и в «Послании» к Курбскому определенно говорит в свое оправдание, что Сильвестр удалился сам, по своей воле, а он, царь, его отпустил, «не яко устыдевшися, но яко не хотевши судити здесь, но в будущем веце…».

* * *

Итак, если вся вина Сильвестра была в том, что он надоел в конце концов царю со своими пастырскими наставлениями и непрошенными советами, если царь из смирения не пожелал судить здесь, на земле, своего бывшего духовника, а отложил это дело до второго пришествия, то почему же он решился в сентябре 1560 г. созвать собор и допустил осуждение Сильвестра заочно?

Сильвестр действовал в деликатной и темной области царской совести, – его вины, если таковые были, неуловимы и трудно определимы. Поэтому понятно, что Иван не мог выявить их и ясно сформулировать. Но А. Адашев много лет работал в государственном аппарате, был сначала постельничим царя, заведовал приемом всевозможных челобитных частных лиц на имя царя и докладывал их, принимал участие в дипломатических переговорах и т. д. Казалось бы, на этих поприщах легче было найти и указать вины и преступления, например корыстолюбие, мздоимство, превышение власти и т. п. Ничего подобного в «Послании» царя Ивана мы не находим. Вместо этого царь ругается,