Мы дрались с «тиграми» - Артем Владимирович Драбкин

class="p1">Но ведь и у меня к болгарскому коллеге возникли смешанные чувства. С одной стороны, я уважал его возраст, его уверенность в себе, жизненный опыт, знания, я сочувственно относился к его деликатному положению в отношениях со мною. Однако я знал себе цену, поэтому нисколько не обиделся на сомнения Христо в оценке моих боевых качеств. Наоборот, я опасался, как бы необстрелянные болгары, несмотря на их храбрость и самоуверенность, не попали впросак в первом же бою. Настоящее поле боя – это не учебный класс, не строевой плац и не тренировочный полигон. За болгарами хотя бы несколько первых часов боя надо присмотреть, предостеречь их, предупредить и помочь, а в случае сильной опасности и спасти. Никто формально не возлагал на меня эту ответственность и опеку, но она сразу же возникла в моем сознании, когда своей молодостью я вызвал у болгар этакую залихватскую оценку положения: если мальчишки противостоят немцам, чего нам-то робеть.

Мы медленно двинулись по траншее в направлении к стереотрубе, откуда скрытно велось постоянное наблюдение за немцами.

– Сколько же лет вы служите в армии? – не унимался мой коллега.

– Три года, – сказал я со вздохом, будто речь шла о полусотне лет.

– Три года в армии и уже командуете дивизионом? – не восхитился, а озабоченно удивился болгарский капитан.

– Три года-то на передовой, в постоянных боях. К тому же у меня высшее математическое образование, – для солидности сообщил я.

Но это на болгар не произвело никакого впечатления. Для них важнейшим критерием воинской подготовки являлась выслуга лет.

– Нам с командиром за сорок, – вступил в разговор начальник штаба Иордан Георгиев, – мы закончили академию, свыше двадцати лет служим в армии, и нам только что доверили командовать дивизионом. Кстати, не могли бы вы познакомить нас с вашим начальником штаба? – Иордан надеялся в его лице увидеть солидного служаку, вполне уравновешивающего по возрасту молодость командира.

Легкий на помине, к нам подошел капитан Советов, начальник штаба, мой ровесник, юноша с девичьей талией. Тут гости окончательно в нас разочаровались. Сначала они дружно замолчали, потом исподволь, как бы между прочим, под предлогом выяснения, а как у нас, в отличие от болгарской армии, ведется стрельба с большим смещением – по существу, стали экзаменовать нас. Скрепя сердце я терпеливо отвечал на вопросы и убедил болгар, что теорию артиллерии мы знаем.

Передвигаясь по траншее, гости заглядывали во все закоулки, отсеки, углубления, осматривали площадки и блиндажики. Время от времени они высовывали головы за бруствер, чтобы мельком взглянуть в сторону противника и оценить расположение нашего НП: насколько с него просматривается своя и немецкая оборона. Чувствую, что все увиденное им понравилось.

Подходим к стереотрубе, «рога» которой возвышаются над окопами, в нее можно наблюдать противника, не высовывая головы из траншеи. Негласный экзамен продолжается.

– Сколько же лет вы артиллерийскому делу учились? – спрашивает Христо.

– Три месяца на краткосрочных курсах, но в престижном Ленинградском училище, и занимались мы по четырнадцать часов в сутки.

Эти потрясающие сведения из моей биографии окончательно убили болгар: они, сверх двенадцатилетки, восемь лет учились артиллерийскому делу.

Я предложил Христо осмотреть вражеские позиции в стереотрубу слева направо по рубежам:

– А я буду, не глядя, комментировать увиденное вами.

– У меня хорошее зрение и есть необходимые знания, чтобы самому разобраться в увиденном, – обиделся Ангелов.

– Не пренебрегайте моими сведениями, они вам пригодятся, – сказал я повелительно и начал, невзирая на возражение болгарина, вести комментарий вражеских позиций.

– Вы как будто прогуливались по немецким позициям, так хорошо их знаете, – похвалил меня Христо. – Хотелось бы посмотреть вашу стрельбу, бросьте несколько снарядов по немцам.

– Нам запретили стрелять, чтобы не рассекретить смену войск.

– Видите ли, нас оснастили советскими орудиями, а мы ни разу из них не стреляли. Покажите, пожалуйста, пристрелку. У нас на это дается шесть снарядов, а у вас? – настойчиво попросил капитан, уж очень ему хотелось убедиться, могу ли я корректировать стрельбу.

– Хорошо, направьте перекрестие трубы в точку, куда вы хотели бы чтобы я стрельнул, – обозлившись, уступаю просьбе болгарина.

– Вот, в район этой рощицы, пожалуйста, – передает он мне стереотрубу.

И болгарин, и я знаем, как непросто подать по телефону точную команду на батарею, стоящую в трех километрах сзади тебя за бугром, чтобы посланный оттуда снаряд упал в нужное место. Но я за три года стрельбы так поднаторел, такой глазомер развил, что для меня это не составляет труда. В стереотрубу вижу знакомый мне кустарник, по которому ранее уже стрелял. Подаю команду. С батареи докладывают:

– Выстрел!

Христо приник к стереотрубе, чтобы видеть, куда упадет мой снаряд. И вдруг, как ошпаренный, отпрянул от окуляров:

– Этого не может быть! Этого не может быть! – повторял он. – Снаряд попал в перекрестие! Как можно поразить цель с первого снаряда?! Я – лучший стрелок-артиллерист Болгарии, за двадцать лет службы выпустил четыреста снарядов, но так никогда еще не стрелял. Это невозможно!

– А я за три года выпустил по немцам более миллиона снарядов. Результат вы видите, – парировал я.

Хитрый болгарин удалил километра на два рубеж и отвел трубу далеко влево:

– А теперь сюда вот бросьте снаряд, пожалуйста! – язвительно предложил он.

Я посмотрел в стереотрубу: поблизости от этого места я тоже ранее стрелял, и мне ничего не стоит сделать перенос огня. Подаю команду. Болгарин потирает руки, в надежде, что теперь-то я уж ни за что не попаду даже близко к тому месту, куда смотрит окуляр прибора. К его удивлению, и этот снаряд разорвался возле перекрестия.

– Ну что, надо еще тратить снаряды, чтобы убедить вас, что стрелять мы умеем? – теперь уже я ехидно спрашиваю болгарина.

– Достаточно, – дружелюбно отвечает Христо. – Откровенно говоря, не ожидал такой феноменальной стрельбы. Пойдемте ужинать: нам принесли пищу, мы вас угощаем.

После ужина с вином болгары начали прощаться с нами – теперь они здесь хозяева и в ответе за полосу обороны.

– Мои люди уйдут, а я со связистом переночую с вами, – заявил я нежданно к неудовольствию болгар.

– Зачем? – удивился Христо.

– Для страховки. Мало ли что немцы надумают за ночь. И свою гаубичную батарею я пока снимать с позиций не буду. Переночуем вместе, – твердо заявил я.

– Вы обижаете нас, дорогой капитан, теперь уже мы хозяева здесь и сумеем за себя постоять.

Я все-таки настоял на своем и остался ночевать в своем, теперь уже переданном во владение болгар, блиндаже. Спали мы с Христо на соседних лежаках. Обидевшись на меня, он больше не проронил ни слова. Немцы огня не вели, и ночь прошла спокойно.

На